Мужики что надо
Шрифт:
– Истинное слово, Василий Андреич, - не выдержал молчания Копайгора.
– В Черной Речке ворье на ворье! У меня там пять лет назад "Победу" сперли. "Победа" не "Жигули", бегунок с трамблера запросто снимается, тогда хрен...
простите, Люба, не заведешь, в общем. Так они её катили, гады-немцы! Увлеклись сопляки, а кто же еще? Взрослый-то понимает - что за "Мерседес", что за "Победу" сидеть одинаково.
Ну вот, так увлеклись, говорю, что не заметили, как в "УАЗ" милицейский и вписались. Почти вписались - те, конечно, все видели
Повязали голубчиков.
– Помню я это, помню, - подтвердил Михеев.
– Ты, Вась, тоже должен... А, нет, ты тогда в госпитале лежал, Цыган в тебя пальнул так?
– Ну...
– Ладно, - майор резко переменил тему беседы.
– Ты сам туда не езди, Омар.
– Это почему?
– Не надо, мало ли что! Пока этот твой Пилот на свободе - будьте осторожнее, ребята.
– Да разберут тачку...
– в сердцах воскликнул Маркиз.
– Разберут, разберут, - закивал головой Копайгора, - как пить дать разберут.
Видя такое неуемное беспокойство о судьбе Омаровой "девятки", майор даже прищелкнул языком.
– Черт вас возьми, - сказал он.
– Давай ключи, Омар.
– Зачем?
– Пошлю кого-нибудь из молодых, пусть пригонят тебе к дому. Ты на Подшипниковой живешь?
– Да. Я и сам мог бы...
– Ладно, ладно, давай ключи.
Маркиз достал общую связку ключей и, отцепив от кольца нужные, протянул их Михееву вместе с пультом дистанционной блокировки дверей. Пистолет, липовое милицейское удостоверение, бумажник - все это лежало в пиджаке, содержимое карманов которого, очевидно, выгреб блондин. Ключи и пульт, к счастью, находились в брючном кармане.
– Тут пульт, - пояснил он.
– У меня дверцы с дистанции разблокируются.
– Ладно, - кивнул Михеев, пряча ключи в карман - Валите отсюда. Отвезешь их, Люба?
– Боже мой, ну, конечно, отвезу!
– ответила Синицкая, но душа её пронзительно кричала:
"Неужели все так и закончится?!!"
* * *
Ирма Медне, урожденная Нильсен, ломая пальцы, ходила из угла в угол по Васиному кабинету. Она то и дело, точно слепая, натыкалась на гигантских размеров письменный стол, за которым сидела внешне сохранявшая спокойствие Люси Она и сама ужасно волновалась, но её волнение выдавали только руки. Изящными наманикюренными пальчиками девушка совершенно бессмысленно перекладывала с места на место карандаши, блокнотики, ручки и прочие предметы, в беспорядке разбросанные по столу.
Она как бы сортировала их: блокноты к блокнотам, бумажки с наскоро записанными телефонами или адресами к визитным карточкам и таким же бумажкам. Но затем только, чтобы, закончив эту работу, вновь начинала пересортировку.
Васина подруга находилась здесь уже несколько часов, иными словами, всю ночь После того как компаньоны напрочь исчезли с горизонта - не возвращались, не звонили, вообще, казалось, провалились сквозь землю, Ирма, позвонив раз, два, три, четыре . тридцать пять, наконец приехала Ей показалось подозрительным, что Люси все время отвечает ей, что Васи нет.
Однако самое главное не то, что отвечают, а кто отвечает Нет? Как же, так она и поверила!
Васина школьная подруга примчалась неожиданно. То есть это ей так казалось. Люси думала иначе.
Ирма, встряхнув длинными белыми волосами, уже в который раз метнулась к окну, услышав шум въезжавшей во двор машины.
Люси, оторвавшись от своего занятия, впилась в блондинку своими ярко-зелеными глазищами, но скоро отвела взгляд, увидев, как выражение надежды на её тонком благородном лице вновь сменяется выражением отчаяния. Кто-то приехал, кому-то тоже не спится поутру в воскресенье.
– Ну где же он?!
– простонала Ирма и так резко повернулась, что один из её каблуков подвернулся и, заскользив, поехал по полу. Чтобы не упасть, ей пришлось схватиться обеими руками за подоконник.
Люси усмехнулась. Ее раздражала подчеркнутая элегантность латышки. Казалось, что та всегда следила не только за тем, как сидит на ней одежда, в порядке ли макияж и прическа, но также и за тем, насколько изящны её движения, насколько выражение её лица соответствует ситуации, и отпускала всем четко отмеренные и обдуманные улыбки. За четыре с лишним месяца, прошедшие с их знакомства, Люси, Люда Давыдова, успела достаточно хорошо изучить повадки школьной подруги Василия Коновалова.
Сама же Люси всегда была куда более непосредственна, однако сейчас, находясь рядом с взволнованной и растерянной Ирмой, ей хотелось выглядеть сдержанной и спокойной.
"Ну зачем эта дылда носит такие здоровенные шпильки?
– подумала Люси и едва не засмеялась, представив себе, как выхоленная красотка как-нибудь подвернет себе ногу и шлепнется в лужу.
– И так ведь швабра шваброй!"
Девушка знала, что, думая так, несправедлива к подруге Коновалова. Не зря же герой-любовник, артист Академического театра драмы Князев буквально с ума сходил, заваливая её любовными письмами, букетами цветов, приглашениями на премьеры и терзая прочими знаками внимания. О безумии, постигшем разбивателя сердец, говорил весь город. Если мужчины, выпив стакан-другой, нет-нет да вспоминали этих парней, которые так всем вломили, то женщины, от природы привыкшие сторониться насилия, предпочитали обсуждать эту безумную страсть!
Справедливости ради следовало заметить - совершенно безответную.
Ирму интересовал единственный представитель мужской половины населения земного шара, звали его, конечно же, Васей Коноваловым.
Чего никак не мог взять в толк бедный Геннадий Алексеевич Князев, так это того, как такая тонкая женщина может быть рядом с таким мужланом?
Потом они встретились лишь однажды, но встреча эта Князеву запомнилась надолго. Геннадий Алексеевич застал Ирму в Васином дворе и кинулся к ней с букетом цветов и объяснениями в любви. В этот момент во двор въехала "Нива" с Коноваловым за рулем.
– Здорово, - сказал Вася, увидев Ирму.
– Заходи.