Мужская работа
Шрифт:
Я так и не запомнил, как звать офисного дядечку из ООО «Гегемония», хотя видел имя в документах, да и все равно мне было, честно говоря.
— Присаживайтесь, Егор, — сказал он, улыбаясь, точно кукла из дешевого пластика. — Прибыли для доставки к месту работы?
— Ну да, дело такое, — я постарался улыбнуться в ответ, хотя поджилки тряслись. — Повезете как? На самолете? Прямо отсюда?
Хоть он и говорил не брать ничего, я прихватил рюкзак, и спрятал в кармашек паспорт. В главном отделении нашлось место для
При одной мысли о ней живот скрутило.
— Догадливость ваша есть хороша, — сообщил дядечка, поглаживая круглую лысину. — Прямо отсюда. Только не самолет.
А что тогда? Автомобиль?
— Но сначала маленькая операция! — он поднялся из-за стола, сделал приглашающий жест. — Прошу, Егор, направляйтесь вот сюда… дело в том, что там вас ждет многоязычный коллектив, а вы говорите только на родном языке. Так ведь, не ошибка?
Я помотал головой, с удивлением разглядывая массивную, едва ли не бронированную дверь в стене. И как это я ее проглядел во время первых двух визитов — черную металлическую громаду… или так психовал, что не заметил бы и слона в уголке?
Да нет, точно тут ничего не было!
— Но даже знание английского окажет мало помощи, — дядечка распахнул дверь. — Поэтому мы поставим вам переводчик.
— Что значит «поставим»? — я пересек порог следом за ним.
За дверью была то ли процедурная, то ли лаборатория — кушетка с подушкой, над ней нечто вроде старинного фена в виде колпака, стойки с приборами, а у окна дуга из блестящего металла, достаточно высокая, чтобы под ней прошел центровой-баскетболист.
— На затылок, — собеседник мой принялся натягивать на белые и гладкие пальцы такие же белые перчатки. — Ложитесь вот сюда, лицом вниз, это не будет совсем больно.
Я попятился:
— Э, на такое я не подписывался!
— Пункт три подпункт семь контракта, — сообщил дядечка, в оперчатенных руках которого появилась сеточка с носовой платок, с блестящими капельками в узлах. — Контрактер получает право совершать физические усовершенствования с телом Контрактанта… Но вы, Егор, можете отказаться, разорвать соглашение, вернуть деньги.
Нет, не мог я ничего вернуть!
И он, этот неправильный офисный планктон, больше похожий на робота, чем на человека, это знал.
— Твою мать… — буркнул я. — Больно не будет?
— Совсем нет. Но сознание может быть потеряно.
Я лег на кушетку, уперся лбом в холодную и почему-то колючую подушку. Попытался развернуть голову, чтобы видеть — что он там творит, но чужая ладонь уперлась в висок, не дала этого сделать.
Что-то коснулось волос на затылке, внутри у меня все сжалось, кровь заревела в ушах. Прикосновение было сначала теплым, потом я неожиданно ощутил сильнейший холод — во всем теле, от макушки, до пяток, и зубастая пасть вцепилась мне в основание шеи. Я почти услышал, как хрустнули позвонки, дернулся, но понял, что тело не слушается.
За первым укусом последовал второй, выше, потом третий — в глубине
Одновременно я чувствовал, как пот струится по лицу, по животу… внутри!
Последнее ощущение показалось отчего-то самым жутким, я застонал, но судорога намертво сжала рот. Огоньки сменились глухой чернотой, холодное и вонючее полилось в горло, царапая нёбо и гортань.
Я моргнул, и понял, что лежу на спине.
— Егор? — склонившийся надо мной розовый предмет оказался лицом дядечки. — Понимаете меня?
Рот открыть получилось со второй попытки.
— Д… да… — выдавил я.
— Чувствуете себя хорошо?
— Да, — увереннее произнес я, хотя меня тошнило, страшно болела голова, и еще казалось, что я нахожусь сразу в нескольких местах: и в этой процедурной-лаборатории, и дома, у нас в спальне, и еще где-то в коридоре торгового центра; несколько слоев реальности накладывались друг на друга, и это было страшно, хотелось закрыть глаза.
— Переводчик иногда приживается нехорошо, — дядечка со шлепком стянул перчатку. — Может мерещиться разное, могут быть сильные боли… тогда мы его удаляем, и разрываем контракт, поскольку это опасно. Но заранее предсказать ничего невозможно. Надеюсь, вы в порядке?
Как раз в этот момент мне в голову словно воткнули раскаленный железный прут.
«Нихрена не в порядке! — мог завопить я. — Снимите с меня эту штуковину! Немедленно». И что потом — меня проводят до выхода, а аванс придется возвращать, да и Сашку забирать из клиники, когда станет ясно, что мы не в состоянии оплатить операцию? И Юле продавать почку, самой ложиться под скальпель, рисковать здоровьем?
Так что нет, не дождетесь!
— Сейчс, немнжк, — выдавил я, садясь на кушетке.
Только не блевануть на пол, только бы я укоренился наконец в одном месте!
— Глова кружтся, — добавил я, и ощупал затылок, надеясь обнаружить следы сеточки-переводчика, но не нашел ничего, кроме волос, кожи и укрытых под ней костей.
— Прибор теперь внутри, его не видно, — стащивший вторую перчатку дядечка верно истолковал мой жест.
Я закрыл глаза, принялся дышать как можно глубже, как можно глубже, чтобы голова проветрилась, вся эта ерунда кончилась, я стал самим собой, безо всякой боли и всякой ереси, что привиделась…
И помогло!
Минут через пять я ощутил себя человеком, ну легкая тошнота не в счет.
— Готовы к отправке?
— Дело такое, готов, — сказал я.
Дядечка осклабился, точно кинозвезда на красной дорожке, и щелкнул пальцами. Металлическая дуга у окна засветилась, по ней с гудением побежали искры, запахло озоном. Искры стали гуще, и слились в молнии, те переплелись, и вскоре под дугой колыхался занавес голубовато-лилового пламени.
Мне хотелось закрыть глаза снова, и так, не открывая их, удрать отсюда.