Мужские несчастья. Плачу его слезами

Толстая Наталья

Постепенно заползает какой-то тупой холод в душу. Когда-то секс у нас был волшебным, а сейчас он приносит только физическую боль и душевный раздрай. Не хочу прийти к решению, что его следует разлюбить и бросить. Кто-то поборется, найдет другого и уйдет, а я не такая. Пока навоз с каски на меня не польется, не покину поля боя. Увижу, что не повидло с макушки плывет – умоюсь, переоденусь и больше в атаку не пойду».

Пока женщина называет отношения с любимым полем боя и идет на него в штыковую, вряд ли стоит ждать хорошего. Какая уж тут свадьба? Редко какой мужчина добровольно отправляется в зону

боевых действий или в тюрьму, если нет войны или он не рецидивист. Особенно если учесть, что такая война ему светит всю жизнь, от ЗАГСа до могилы.

Переоценка ценностей

Не удержусь, приведу историю. Рассказывает симпатичный, усталый мужчина средних лет:

– Меняются вкусы у человека с возрастом. Представь: мне восемнадцать, читаю Бабеля и тону в тонких вензелях, в бесконечности внятного сюжета. Что ни фраза – то конец жизни, запечатана в небе, как на камне. Теперь читаю только дневники – торопливость конных привалов, кратность перекуров между боями. Бесконечность ужаса составляется из краткости рапирной схватки.

Это в театре играют длинную пьесу, показывают, как герои долго шпагами друг друга ударяют, а у Бабеля – анкор, туше, смерть.

К чему я? Возраст другой.

Я десять лет назад понял, что все женщины одинаковые – топают ногами, просят денег и рожают. У нас с женой за эти годы могло быть шестеро детей, но меня от нее тошнит и на размножение не тянет.

К пятидесяти годам хочется женщину, которую можешь терпеть рядом. Не то чтобы безмолвную, нет, важно, чтобы хорошо говорила. Чтобы в ответ на мое «нет» улыбнулась, а не заорала. Мне достаточно, если она не грызет ногтей, не расчесывает волос над кастрюлей с супом. И красота не особо нужна, важнее ухоженная внешность и не пустая голова.

Вспоминаю, как все начиналось. Я не просился замуж за нее – она просилась. Все влюбленные мужчины хотят дочку. Родилась девочка.

Я сентиментальный и сердечный, всегда всем помогаю, когда могу. Мне их стало жалко. Как они без меня? Женился.

С первых дней брака жена начала кричать на меня. Я отшучивался, а когда услышал – было поздно. Понимает только крик «Заткнись!», больше ничего. Мне снилось, что я ее бью. Мечтал стукнуть, однажды сам себя удержал за руку. Живу дома, а мне худо, горестно, пакостно. В голосе превалируют визгливые интонации, пришлось даже предупредить: «Начнешь оскорблять при дочке – выведу в другую комнату и дам в глаз».

Все деньги отдаю до копейки. Приходится просить на бензин и ремонт машины, а она и этими моими просьбами недовольна. Хвастается мной перед подругами, на людях демонстрирует чувства, а дома кричит, что я испоганил жизнь ей и ребенку.

Влюбился в другую женщину. Я без нее выживу, я без нее король и бог. Но не хочу без нее жить, вот и все! Но никому неинтересны мои переживания. Прошусь на волю, прошу у жены развода… Куда там! Выставляются неподъемные счета, требования, припадки истерические один за другим. И начинает снова вальсировать на самом святом: «У нас общий ребенок, ты подлец!» Дальше – слезы: «Только останься с нами ради дочки!» Назавтра же все по новой. Тысячу раз ей говорил: «Я не обязан быть тебе самым прекрасным мужем. Я не люблю тебя. Но ради ребенка буду стараться».

Решил уйти из дома в день школьного выпускного дочери, а до этого времени буду жить с ними. Жалко дочку, жена с ней тоже общается криком. Затюкает ее, если меня не будет рядом.

Я совестливый человек, честный, правдивый. Когда меня жена спрашивает о чем-то, отвечаю на ее вопросы, а она бесится. Объясняю ей, что даю ей возможность выбора делать что-то и жить, как ей хочется. Не желают женщины ответов на свои вопросы и не слушают никаких аргументов, если сами приняли какое-то решение.

Я люблю своего ребенка, был рад, когда она родилась. Такая веская причина обязывает жить. Разговаривал с нею, она внимательно выслушала и говорит: «Не уходи, папа!» Невозможно выдержать, как она смотрит. Куда же я уйду?

О себе сейчас думать не получится. С такой проблемой сталкиваются многие мужчины, не я один.

Конечно, не позавидуешь. Но ведь не только мужчины страдают от невозможности прожить две жизни, причем обе счастливые. Слабому полу в битве за личное счастье тоже достается. Да еще как. Прочти-ка следующую историю, женскую.

– Мы вместе уже шесть лет, последние полтора года он живет со мной.

Это четвертая размолвка за все время. Он ушел и третий день живет у моего брата.

Я не знаю, нужен ли он мне, мне обидно и горько из-за того, что каждый раз, когда перед ним стоит выбор «мы с сыном» или «она с дочерью», он всегда выбирает не нас.

Едем в магазин с нашим ребенком, а навстречу его жена с дочерью и родственниками. Он, конечно, выходит с ними поздороваться. Мы из приличия идем гулять по магазину, а он звонит и рассказывает, что дочка увидела его, расплакалась и теперь он их домой отвезет и с ними побудет, а нас доставит домой мой брат (он ему уже позвонил).

Я не понимаю, как дальше жить. Шесть лет мне пел, что с женой не спит, а дочке четыре года только что исполнилось. Когда я узнала об этом, то даже говорить не могла – голос пропал от слез.

Он зарабатывает копейки. Когда ко мне пришел, я и одежду ему покупала, и ни на чем не экономила – продукты, поездки, развлечения… Все эти годы сама тащила наш бюджет, я же неплохо зарабатываю. Меня он подарками не баловал, да и не нуждалась я в них. Мне нравилось, как он любил, как был страстен в постели.

Когда его жена узнала, что у меня растет сын, поступила хитро. Вместо упреков и скандалов купила мужу машину, созвала большой сабантуй и оставила всех ночевать. Ну и, конечно, он с ней переспал – пьяный, веселый, возбужденный от новой машины да хорошей компании…

Когда он после ее родов приполз ко мне, мы рыдали сутки. Он кричал, что боялся меня потерять, поэтому и молчал, что не настоял на аборте, потому что его и так чувство вины перед ней выедает изнутри. Она много лет не могла забеременеть, а теперь сказала: «Буду рожать». Он жаловался, что не хочет подходить к колыбельке, и, пока жена лежала в роддоме, молился, чтобы она умерла.

Каждый день возвращался ко мне ночевать, умолял, чтобы не смела подумать, что малышка может разрушить наше счастье, клялся, что идет в тот дом, как на каторгу, потому что с грудничком оставить ее не может. У меня самой тогда был полуторагодовалый сын, я все понимала, терпела ни много ни мало еще четыре года.