Мужское дело

Па собирался читать послеобеденную молитву, когда кто-то позвонил в дверь. «Господи всевышний, благодарю тебя за ниспосланную пищу и радость…» Каждый раз он читал молитву по-новому, отражая а ней события прошедшего дня. Девятилетний Сэм, задрав голову и приоткрыв рот, напряженно следил за отцом, пытаясь угадать слова по движению пухлых черных губ. «Вот вырасту большим и тоже буду придумывать молитвы

— Аминь.

Итак, Па приготовился читать молитву, когда позвонили в дверь. Звонок очень долгий: кто-то чужой.

— Иди, открой, — сказал отец Сэму. — Нет, постой, я сам.

Но мальчик уже бежал к двери. Встав на цыпочки, отодвинул засов и носом уперся в чей-то живот.

— Привет, малыш. Здравствуйте, господин и госпожа Паркер.

— Чем обязан? — спросил Па, поклонившись.

— Том Ласкин, делегат Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения.

— Ма, принеси стул. Присаживайтесь, господин Ласкин. А ты, сынок, скажи всем спокойной ночи и иди спать.

— Минутку! — Ласкин добродушно улыбнулся. — Как раз из-за этой важной персоны я и… Хотите сигару?

— Он не курит, — быстро сказала Ма.

Па опустил протянутую за сигарой руку, усадил сына на колено.

— Из-за Сэма?

(Мальчику нравилось прижиматься к груди отца. Приложив ухо к клетчатой рубашке, он прислушивался. Глухой удар, легкий удар; сердце-кузнец неторопливо трудится в своей загадочной пещере. Если биение делалось реже, Сэм начинал беспокоиться.)

— Из-за Сэма?

— Да. Завтра начало занятий. Надеюсь, вы отправите мальчика в федеральную школу…

— Нет, — проговорила Ма, придвигая стул. — Он пойдет в школу преподобного отца Джошуа, как в прошлом году.

— Как же так, госпожа Паркер? Мы добиваемся решения Верховного суда, федеральные власти ликвидируют расовую дискриминацию в школе. Начало занятий в этом году — историческая дата, а вы… Не понимаю, — вздохнул он, безнадежно уронив руки.

— Все школы одинаковые, — слабо возразила Ма.

— Простите, но вы не правы. Разве можно сравнить крольчатник преподобного отца с новой федеральной школой, где есть площадка, гимнастический зал, портик.

— Портик? — прозвенел тонкий голосок, и все взгляды устремились в сторону Сэма, который вопросительно смотрел на отца.

— Это огромная рама, на нее поднимаются по лестнице и сверху подвешиваются гимнастические снаряды канаты, шесты, трапеции. Вот что такое портик.

— Речь сейчас не об этом, — снова заговорил Ласкин. В его голосе звучала досада. — Если все чернокожие будут поступать, как вы, никогда вашим детям не видать равноправия!

— Первое право… — начала было Ма. Муж остановил ее жестом: дай сказать господину Ласкину.

— Послушайте, — Ласкин встал, — я прихожу ночью, тайком, рискую, защищая ваши интересы, в то время как вы…

— Мы не хотим, чтобы рисковал Сэм! — почти выкрикнула Ма, не глядя на Ласкина. — Он ребенок, наш единственный ребенок, — добавила она тихо.

— Иди спать, сынок. Проводи его, Ма.

Сэм уже три раза взбирался на портик по шесту, веревочной лестнице и канату, блаженно раскачивался вниз головой с ногами, продетыми в кольца… Пришлось открыть глаза. Мальчик вздохнул, протянул руку белому, поцеловал отца, ответившего ему каким-то рассеянным поцелуем, и пошел за матерью.

— Ма, а разве портик…

— Господин Паркер, я очень разочарован, — сказал посетитель, когда дверь снова закрылась, — я обошел с десяток ваших соседей, мне удалось убедить лишь половину. Но, — он сделал паузу, — предположить, что сын сержанта Паркера не окажется среди детей, которые завтра…

— К чему вы это говорите? — почти грубо перебил неф.

— Вы один в округе имеете награду и офицерский чин, у вас есть права, господин Паркер. Пуля, угодившая вам в ногу, не раздумывала, какого цвета ваша кожа!

— Конечно, — рассмеялся Па (но вдруг ощутил вспышку боли около рубца. «Эх! Хорошее было время…»).

— Помните те дни, когда, мобилизованные федерацией, мы все были равны, как братья! Так неужели в настоящее время сын сержанта Паркера не может сидеть в школе рядом с детьми других ветеранов?

— И окопавшихся в тылу? — не выдержал Па. — Не справедливо!

— Ваш сын имеет права, — Ласкин говорил, отчеканивая каждое слово, — вы же от них отказываетесь.

— Не я, а мать, — проронил Па, — знаете, женщины…

— Не знаю! — отрезал Ласкин. — Я остался холостяком, чтобы быть хозяином у себя дома… Пожалуй, я пойду. Мне предстоит сегодня еще не один трудный разговор, — и, помолчав, добавил: — Поверьте, господин Паркер, это мужские дела… — Он быстро пожал Па руку и вышел.

Когда захлопнулась дверь, Па долго стоял, не зная, что он должен был ответить Ласкину и что он скажет Ма.

Курчавая головка мальчика напоминала черного котенка, клубком свернувшегося на подушке. Над узкой кроваткой Сэма висел белый деревянный крест. Каждый вечер перед сном негритенок любил смотреть, как световая реклама, мигающая на здании напротив, зажигала отблески на кресте. И он оживал. Бился и трепетал, как сердце Па под клетчатой рубашкой… Теперь можно спать спокойно. Сэм повернулся к стене, прошептал «портик» и больше не ворочался.

Он проснулся от звука голосов. Родители о чем-то спорили за перегородкой. Два раза Па повышал тон и Ма шептала: «Тише, малыш спит…» — И Сэм послушно закрывал глаза. Он ясно услышал: «Потому что я хозяин… Сын сержанта Паркера», затем: «Это мужское дело…» Наконец, Ма устало произнесла: «Давай спросим Сэма».

Она подошла к кроватке сына. Сэм притворился, что спит. Хлопая ресницами, он пробормотал опухшими за ночь губами:

— Доброе утро, Ма!

— Сегодня в школу. — Ма старалась не смотреть ему в глаза. — Сэмми, ты рад, что вернешься в школу преподобного отца?