Мужья и любовники

Харрис Рут

Прошло полгода, чувство новизны притупилось, и Джейд стали раздражать всякие неудобства. Ей надоело готовить без духовки. Макароны и омлет, омлет и макароны, иногда – цыплята-соте, вот и вся их еда. Все это замечательно, но готовка на одиннадцати квадратных дюймах и мытье посуды в маленькой мойке превращали каждую трапезу в кошмарное испытание. Холостяцкая кухонька Джорджа, подумала Джейд, хороша для фотографий в журналах мод. Но вообще-то в ней можно лишь на бегу выпить чашку растворимого кофе.

Впрочем, не только кухня, но и вся квартира Джорджа начала действовать ей на нервы. Она стала понимать: нельзя было уезжать из своего дома, Ей не хватало кресла

у окна, в котором она любила читать и просто сидеть; не хватало кухни, где можно печь, варить, жарить, когда есть настроение. Постоянная беготня из спальни в гостиную, чтобы переодеться, больше не увлекала необычностью. Трудно было без своего телефона, потому что ей часто надо было вести деловые переговоры в не рабочее время, до девяти и после пяти. Она стала раздражительной, и Джордж, судя по всему, тоже.

– Тебе что, обязательно держать эту чертову косметику в раковине! – недовольно крикнул он, в двадцатый, должно быть, раз вытаскивая оттуда палочку маскары. Джордж так и не сделал специального ящика, а гладкие, из нержавеющей стали, края раковины были такие узкие, что косметика постоянно соскальзывала вниз.

– А что мне прикажешь с нею делать? – в том же тоне откликнулась Джейд. – Держать на кончике носа?

Джордж не ответил. Он молча удалился вниз, к себе в кабинет, оставив ее одну дома. Этой ночью впервые, после того как съехались, они не занимались любовью.

Джейд продолжала перезваниваться с маклерами. На. Шестьдесят третьей, между Лексингтон и Третьей авеню, подвернулась квартира, которую Джордж назвал слишком дорогой железнодорожной будкой. А большая квартира на Парк-авеню показалась ему слишком темной. Все это, не уставал доказывать он, не годится для Джейд. При этом, повторяя эти слова вновь и вновь, и вновь уверяя в своей любви, и говоря, как замечательно, что она согласилась жить вместе, он постоянно был не в духе.

– Что с нами происходит? – спросила Джейд после очередной стычки, вызванной тем, что она оставила свои бумаги на кофейном столике. Ему нравилось, когда на нем ничего не лежало, ей тоже, – но другого места не было. У нее было беспомощное ощущение, будто все рушится: то, что раньше казалось едва ли не совершенством – превращалось в кошмар. – Ты стал другим. Мы оба стали другими.

– Это я во всем виноват, это во мне все дело, – сказал он, беря всю ответственность на себя. Ведь это он настаивал, чтобы они жили вместе, – настаивал, нажимал, едва ли не шантажировал, угрожал изменами. А теперь, когда они живут вместе, он испытывает разочарование. Он-то мечтал о любви, а не о спорах куда что положить. И уж менее всего он ожидал, что у него возникнет давящее чувство, будто в его гостиную вторглись чужие люди. – Меня все стало раздражать – контора, клиенты. Даже Уилл.

– А я? – спросила она, желая снять с него часть вины. – Я тоже тебя раздражаю?

Лгать ему не хотелось, и он ушел от прямого ответа:

– Я люблю тебя. Все дело в этой жизни, – ведь мы живем на голове друг у друга. И это раздражает.

– Может, мне стоит уехать? – сказала Джейд. Совместная жизнь явно не получалась. Надо уехать, пока не стало еще хуже. Нового душевного потрясения она вовсе не хотела. – Давай жить, как жили. Вместе, но порознь!

– Нет. Ни в коем случае! – мгновенно откликнулся он. Он хотел ее. Он обожал ее. Он слишком долго и трудно искал ее. Ему было так плохо без нее. – Скоро мы найдем что-нибудь подходящее, – сказал он, привлекая ее к себе и удерживая – лишь бы не ушла. – И тогда все будет хорошо.

Этой ночью они снова любили друг друга,

а на следующее утро, когда Джордж улетал в Бостон, они поцеловались так страстно, будто расстаются навеки.

– Как только вернусь, – пообещал он, – все отставим, будем только искать квартиру. Из-за этого чертова шкафа я не намерен отказываться от лучшего, что есть у меня в жизни.

Он хотел Джейд; он хотел, чтобы все у них было хорошо. Он устал от случайных связей. Он устал гоняться за женщинами и работой, за счастьем и довольством. Но насмешка судьбы состояла в том, что он не выносил однообразия. Он жаждал иметь близкого человека, но панически боялся любых уз и поэтому постоянно находился в состоянии войны с самим собой. Выход из этой войны был один – ему нужна была новая женщина, о которой он мог мечтать и которой мог снова добиваться. На сей раз этой женщиной стала Кэрлис Арнольд.

Глава II

– К. А.? – спросил он, указывая на монограмму на се портфеле? – «Корьян Ассошиэйтс»? – Это была фирма по техническому дизайну, в которой когда-то ему предлагали работу.

– Нет, – ответила Кэрлис, улыбаясь, хотя все еще не могла прийти в себя после на редкость изматывающего дня.

На линиях «Янки Эйр» впервые случилась катастрофа. Самолет, направлявшийся из Провиденса в Бостон, попал во встречные потоки воздуха и совершил вынужденную посадку. Никто не пострадал, но во время расследования выяснилось, что у второго пилота в рукав была зашита ампула с кокаином. Специальное исследование он не проходил, а анализ крови не выявил наличия наркотиков. Кэрлис все сделала, чтобы новость не просочилась в прессу, но Ада, чего можно было ожидать, пришла в неистовство и немедленно уволила этого парня. Тот связался с профсоюзом летчиков, который пригрозил придать дело гласности, чего Кэрлис как раз и стремилась всячески избежать. Весь день она болталась между Адой, которая никак не могла побороть свой гнев, возмущенным пилотом и бюрократами из профсоюза. – Это мои инициалы. Кэрлис Арнольд.

Она вновь улыбнулась. Сосед был на редкость привлекателен – но по-иному, чем Кирк, который просто выделялся в толпе; в этом человеке чувствовался некий магнетизм, он был похож на кинозвезду – темные волосы, оливковая кожа, светлые, почти прозрачные глаза янтарного цвета и пушистые темные ресницы. Не просто привлекательный, вдруг сообразила Кэрлис, но красивый мужчина.

– Кэрлис Арнольд? – переспросил он, отмечая ее пронзительно-зеленые глаза: в них любой утонет. Карие, с золотистыми крапинками, глаза Джейд – другие, в них, напротив, мужчина видит себя самого. Иногда отражение льстит ему, иногда получается слишком точным. – Тогда не исключено, что мы знакомы, хотя и косвенно. Вы имеете какое-нибудь отношение к Кирку Арнольду?

– Я его жена, – она улыбнулась в третий раз. Улыбка была мягкая, смущенная, доброжелательная; Джейл улыбалась иначе – уверенно и призывно.

Джордж улыбнулся в ответ располагающей и, хоть Кэрлис этого и не знала, натренированной улыбкой. Он сказал, что знает ее мужа, они встречались, когда он начинал делать одну работу.

– В самом деле? – откликнулась она, чувствуя, как усталость чудесным образом проходит.

– Потом эту работу передали другой фирме – «Тайдингс – Оуэн – Бреннеке», – продолжал Джордж, добавив, что речь шла об оформлении логотипа компании «Суперрайт», когда Кирк как раз начал заниматься ею, а он, Джордж, организовывал на паях с Ролли Леландом собственную фирму. – Впрочем, никаких обид на «ТОБ» не держу. В конце концов, я сам там когда-то работал.