Музыка души
Шрифт:
Дакворт едва не воспарил от радости.
— Ты понял мою мысль, — воскликнул он. — Пусть скрипки соответствуют кровяному давлению, а гобои — электропроводности кожи. Измеряя различные параметры организма и посылая эти сигналы в ТСД, можно будет воспроизводить звуки различных инструментов, и каждый из них будет отражать различные изменения, происходящие в нем.
— Просто здорово! — отозвался я. — Каждый человек станет создавать свою музыку, уникальную для него и для настроения, в котором он пребывает. Мне это нравится.
— Прекрасно, —
Лишнего времени у меня не было, но не мог же я бросить старого друга.
— Как-нибудь утрясем, — пообещая я.
Я работал урывками. Даже сидя в кино, я размышлял о работе некоторых подпрограмм. Я неделями не ходил на ленч, пока от сладостей у меня не начали портиться зубы. Наконец программа для компьютера была написана и отлажена.
Дакворт был образцом терпеливости. Он вошел в машинный зал, толкая перед собой ящик на колесиках.
— Так, разместим электроды на твоем теле, присоединим их к моему ящику, а через него к компьютеру.
— Ко мне? — воскликнул я. — Ни за что!
— Не бойся обнажить свою душу, — сказал Дакворт. — Звук будет подключен к наушникам на твоей голове, и лишь ты один услышишь музыку.
Как только Дакворт ловко наложил электроды и включил прибор, я затаил дыхание. Зазвучала моя музыка.
Ощущение оказалось одновременно и радостным, и болезненным. Оно пробудило все, что я знал о себе, и даже то, в чем мне вовсе не хотелось признаваться. Я был потрясен до глубины души, и когда Дакворт отключил аппарат, я пообещал себе стать другим, лучшим человеком.
— Я должен кое-что сказать жене, — сказал я.
— Потом, — отозвался Дакворт и пристально вгляделся в мое лицо.
— Ты выглядишь так, словно только что прошел через суровое испытание. Кажется, сейчас моя очередь.
— Лучше не надо, — предупредил я.
— Я должен.
Я помог ему наложить электроды на грудь, голову и руки, а затем включил аппарат. Дакворт надел на голову наушники, и лицо его превратилось в бескровную тень. Я отвел глаза, припоминая, через что прошел сам.
Когда все закончилось, Дакворт промолчал. Он молча отсоединил провода и убрал все ненужные теперь приборы. когда мы вышли из компьбтерного зала, он повернулся ко мне.
— Кому бы ты позволил послушать свою музыку?
— Только моему психоаналитику.
— Согласен, — сказал Дакворт. — Надо будет послать доктору Стирсфорду письмо с извинениями.
Стирсфорд был соперником Дакворта на получение Нобелевской премии. Я намеренно не стал спрашивать Дакворта, о чем он собирается писать. Он выудил бумажник и протянул мне банкноту.
— Это двадцатка, что я был тебе должен, — сказал он.
— Да я уже позабыл о ней.
— Знаю, — сказал Дакворт. — Сейчас я избавляюсь от грехов. Хочу переписать некоторые свои заявки о субсидиях, где я навешал на уши слишком много лапши.
Я схватил его за руку.
— Дакворт! —
Его тусклые глаза заблестели, и он погладил свою тощую бороденку.
— Я знаю, о чем ты говоришь. Эта музыка заставила нас заглянуть себе в самую душу. Как следствие, мы стали честными людьми и решили отделаться от всех своих неблаговидных поступков.
— Верно, — сказал я. — При всей нашей скромности я не думаю, что мы уж н а с т о л ь к о обременены всяческими грешками. Но что если мы попробуем дать послушать музыку его души кому-нибудь из власть имущих?
— Не у каждого может получиться, — сказал Дакворт.
— Ну, так давай проведем крутой эксперимент, — предложил я. — Испробуй его на президенте Хинкле.
Дакворт вздрогнул.
— На президенте нашего университета и знаменитом ученом муже? Чертовски нечестный будет опыт, но я согласен.
Уговорить президента Хинкла участвовать в эксперименте оказалось намного легче, чем я предполагал. Он явился в лабораторию на следующее утро, и наложив на него электроды, я надел ему на голову наушники. Во время приготовлений он улыбался до ушей и даже насвистывал какую-то фривольную песенку. Затем Дакворт включил ТСД.
Лицо Хинкла засияло, словно рождественская елка. Он ритмично замахал руками и даже слегка подпрыгнул. Я с изумлением посмотрел на Дакворта, и увидел на его лице еще большее недоумение. Через пятнадцать минут мы выключили компьютер.
— Как, уже? — спросил Хинкл. — Неужели так быстро? Дакворт, вы превзошли себя. Какое очаровательное музыкальное устройство!
— Так вам понравилась музыка? — спросил дакворт.
— Понравилась? Боже, не то слово! Она была величественная, брагородная, яркая. Я совершил восхитительное путешествие в глубины моей души, и все, что я там увидел, доставило мне наслаждение.
— Понятно, — сказал я.
Когда я снял с него электроды и помог надеть рубашку, Хинкл заговорил снова.
— И еще вот что. — сказал он. — То, чтоя пережил, заодно помогло мне принять решения по паре вопросов, насчет которых я колебался. Я собираюсь принять предложение совета попечителей о возведении моей 25-футовой статуи. И еще я разрешу им удвоить мое жалование.
— И это в то время, когда всем остальным предложили смириться с десятипроцентным сокращением окладов? — воскликнул я.
Вопрос был неосторожный, но я не смог сдержаться.
— Только истинно великий человек способен принять почести без ложного смущения, — заявил президент.
Он слегка наклонился и пожал сначала руку Дакворта, потом мою. Выходя из лаборатории, он помахал нам рукой.
Когда он вышел, я с печалью покачал головой.
— Вот тебе и фига с маслом, Дакворт, — с горечью произнес я. — На этот раз ТСД усилил все имевшиеся у Хинкла склонности эгоманьяка. А бог свидетель, что он ни в каком усилении никогда не нуждался.