Музыка и ты. Выпуск 7

Коллектив авторов

Музыкальное развитие Ойстраха и в школьные, и затем в студенческие годы проходило стремительно. В музыкально-драматическом институте, как называлась тогда Одесская консерватория, он продолжал учиться под руководством Столярского. Ойстрах всегда успевал очень много, чем удивлял своих друзей, никогда не был — при всей увлеченности скрипкой, музыкой — человеком односторонним; в детстве обожал шумные ребяческие забавы, с юности пристрастился к шахматам и теннису, и все любил делать по-настоящему, профессионально, с полной самоотдачей.

Пожелтевшие от времени газеты позволяют нам проследить за первыми одесскими концертами Давида Ойстраха. Карьера его началась не с сольных выступлений,

как это нередко случается у скрипачей сегодня. Он много играл в разного рода смешанных программах, выступая в окружении именитых тогда артистов. Но даже в таком качестве сразу же был замечен слушателями и прессой. К тому же участие в концертах гастролировавших в Одессе певицы А. Неждановой, дирижера Н. Голованова, композитора Р. Глиэра, балерины Е. Гельцер многому научило молодого музыканта.

«В лице Д. Ойстраха у нас на глазах зреет прекрасное дарование, — читаем мы в одной из рецензий тех лет. — Как законченно играет этот юноша!» Когда же скрипач выступил с несколькими сольными программами, тон откликов сделался еще более восторженным. Писали о широте и нестандартности репертуара, в который, наряду с музыкой Баха, Паганини, Венявского, входили новые по тем временам пьесы Равеля, Шоссона, Де Фальи, Мийо; о врожденной технике Ойстраха и кристальной чистоте его тона. Отмечали тонкий художественный вкус, постоянную работу пытливой мысли музыканта-исполнителя.

В программу дипломного экзамена, которым Ойстрах заканчивал Музыкально-драматический институт, он включил знаменитую Чакону Баха, сонату Тартини «Дьявольские трели» в обработке Фрица Крейслера для скрипки и струнного квартета, Сонату А. Рубинштейна для альта и фортепиано (уже тогда, в Одессе, Ойстрах овладел игрой на альте) и, наконец, Первый скрипичный концерт С. Прокофьева — произведение никому тогда не известное, не слышанное самим Ойстрахом ни в чьем исполнении. Это был риск, который полностью оправдал себя: экзамен прошел блистательно.

Д. Ойстрах со своим первым учителем П. С. Столярским

Большой успех принесло Ойстраху и первое обращение к шедевру скрипичного репертуара — Концерту Бетховена. Сколько раз впоследствии доведется ему играть эту музыку! Но первое исполнение запечатлелось в памяти — партнерами были студенческий оркестр во главе с ректором института Григорием Столяровым. Было это в 1927 году. Интерпретация бетховенского Концерта подтвердила музыкальную зрелость Ойстраха. Сам Давид Федорович был однако далек от мысли о зрелости, отлично понимая, как много предстояло ему еще работать над более глубоким пониманием музыки. С юности отличало его это постоянное стремление к совершенствованию своего искусства.

В том же 1927 году Ойстрах исполнил в Одессе и Киеве Скрипичный концерт Глазунова под управлением автора. Ответственно играть сочинения, малознакомые публике, — как, к примеру, Первый концерт Прокофьева. Не менее ответственно «посягнуть» на исполнение музыки, которая была у всех на слуху. Ойстрах был смел, и качество это также сохранилось у него навсегда. «Высокоталантливому молодому виртуозу-художнику и превосходному музыканту Давиду Ойстраху в память о наших совместных выступлениях на Украине. Искренне преданный почитатель его дарования А. Глазунов», — гласит надпись на фотографии композитора, подаренной скрипачу.

Огромную роль сыграла встреча с Глазуновым и в дальнейшей творческой биографии Давида Федоровича. По приглашению композитора приехал он в 1928 году в Ленинград, где дебютировал с Концертом Чайковского. В руках его не было тогда еще не только Страдивариуса, но сколько-нибудь хорошего инструмента. Но хотя играл он на скрипке, которую в шутку называли «Самовариусом», исполнение его ни у кого не оставляло никаких сомнений относительно его музыкального дарования.

Успех ленинградского дебюта укрепил Ойстраха в намерении уехать из Одессы. В 1928 году он переезжает в Москву. Начинается новый этап его жизни. Творческие принципы однако сохраняются неизменными.

Еще в середине 20-х годов некоторые из одесских музыкантов высказывали мнение о том, что Ойстраху необходимо совершенствование — желательно за рубежом. Оказавшись в столице, Давид Федорович имел все возможности для того, чтобы продолжить обучение под руководством любого из корифеев московской скрипичной школы. Но он решает по-иному. Много и углубленно работая над собой, посещая классы А. Ямпольского, Л. Цейтлина, К. Мостраса как вольнослушатель, впитывая разнообразные художественные впечатления, Ойстрах остается верен Столярскому — единственному своему профессору. Верность — таково основополагающее свойство натуры Давида Ойстраха; человека и музыканта. Верность друзьям детства, с которыми он до конца дней своих поддерживал теплые отношения, нимало не считаясь с тем, кто из них кем стал, какое занял положение в мире музыки. Верность своему артистическому долгу: с равной ответственностью относился Ойстрах к выступлениям в нашей стране и за ее рубежом, к концертам в скромном районном центре или в Большом зале Московской консерватории. Верность идеалам советского искусства, которому он отдавал весь свой талант, все свои силы, весь жар своего сердца, идеалам, которые сам он олицетворял для любителей музыки во всем мире.

М. СЕРЕБРОВСКИЙ.

СУПРУГ ГОСПОЖИ КЛАРЫ ШУМАН

Немецкий композитор-романтик Роберт Шуман (1810—1856) был одним из величайших композиторов своего времени. Его фортепианные и вокальные произведения украшают репертуар многих современных пианистов и певцов. Часто звучат шумановские симфонии, камерные сочинения. Однако при жизни композитора-новатора его творчество не сразу было понято.

Известность Шумана уступала славе его жены и друга, выдающейся пианистки Клары Вик.

Публикуемый ниже рассказ посвящен их пребыванию в России.

I

Когда вечером 5 февраля 1844 года Роберт и Клара Шуман переступили порог Дворянского собрания, оба застыли, как зачарованные — перед ними открылось великолепное и красочное зрелище. Огромный зал был освещен сотнями свечей. Сверкали парадные мундиры офицеров и драгоценности дам. Нетрудно было догадаться, что сегодня здесь собрался весь свет Петербурга. Царская ложа утопала в живых цветах, будто это происходило не зимой в заснеженном Петербурге, а летом или весной в каком-нибудь южном городе. Все это вместе — залитый яркими огнями зал, роскошные туалеты, цветы — сливалось в такую яркую картину, какую, как показалось в этот момент Шуманам, наверное, и в Париже невозможно было увидать. Утром, когда они были здесь на репетиции, зал не произвел такого ошеломляющего впечатления.