Музыка Имматериума
Шрифт:
Так вот, этот запредельно дорогой боеприпас имело бы смысл потратить на корыто несунов, вот только торпеде надо было коснуться поверхности судна, чтоб запустить режим “движения к центру массы”. Но этого, опять же, не давал сделать щит.
При этом, Франциск, в сердцах, пожелал еретикам сгореть огнём, что толкнуло мысль к самой горячей топке любой звёздной системы. А потом я задумался о вооружении Милосердия, а главное — плазменных мортирах, которые не ставят даже на линкоры. Обычно это вооружение орбитальных баз. Ну и плазма, в колдунском, сверхкритичном
Итак, сия плазма переходит в состояние плазмы обычной после столкновения с объектом не менее плотным, нежели жидкость. А что, если выстрелить этой самой плазмой в звезду? Мои скудные знания утверждали, что плазменный поток пролетит корону — там просто нечему, невзирая на температуру, вызвать “подрыв”. И дойдёт до лучистой зоны — области непрерывной термоядерной реакции, где вещество, невзирая на сверхтемпературы в миллионы градусов, начинает приобретать плотность жидкости. И вот тут-то наша плазма и рванёт. То что она намного холоднее — ерунда, важен сам факт “возмущения”, вызванного слаженным залпом, мегатон в пятьдесят, не меньше.
Звезде-то это всё тьфу, но данный выстрел, по логике, должен вызвать протуберанец, причём не коронный, а лучистого вещества. Небольшой и кратковременный, по меркам светила, но…
Миллионы градусов на довольно значительном удалении от светила. Пусть самые-самые суда, со слов Редуктора, такое и могут пережить, но не наш противник.
Соответственно, изначальный план был вынудить несунов погнаться за нами, ну и “поймать” их корыто на спровоцированный плазменным залпом протуберанец.
Сейчас, правда, вводная изменилась — ловить придётся “в лобовую” и на противоходе, но помимо недостатков есть и достоинство — можно будет задействовать обе мортиры, тогда как изначальный план предполагал одну.
— Есть расчёт, — тем временем вслух озвучил Редуктор. — Передано на терминал управления орудийными палубами и вам, капитан. Требуется прямое сопряжение с орудийными расчётами, — продолжил магос.
— Передаю, — несколько поморщился Франциск, копошась за капитанским терминалом и допуская “посторонних” до святая святых корабля.
Впрочем, нужность этого он и сам понимал, так что долго строить обиженку не стал, явно занявшись контролем курса Милосердия и, как и Редуктор, отслеживая передаваемую зондами траекторию корыта несунов.
Так, в расчётах и напряжённом ожидании прошло полчаса. Я, признаться, мог бы почувствовать себя лишним на мостике, если бы не несколько “но”: от того, что идея всё-таки моя, до того, что банально интересно, да даже угнетаемая свячёность в предвкушении потирала лапки.
И вот, над затемнённым полукругом светила, занимающим нижнюю треть обзорного экрана, показалась алая точка, снабжённая кучей циферок, что-то там обозначающих. Признаться, видя раньше подобное во всякой фантастике, я считал, что это показуха. А сейчас, вогнав сознание в сопроцессор (да и без него, но с явным трудом, так что в нём лучше), я отчётливо видел и знал, что это как постоянно меняющиеся координаты внутри звёздной системы, так расстояние, угол,
И двигалась эта противная еретическая точка, учитывая встречные траектории, весьма и весьма быстро. Да и просто ждать очистительного звёздного огня сволочи еретические не желали. Во-первых, в нашу сторону полетела орда всякой демонической и колдунской гадости, которую я вполне смог развеять. Но, не ограничившись этим, мерзкие несуны зарядили по нам из батарей ланс-орудий. И хорошо что не орудия Нова — подобный залп Милосердие могло и не пережить.
Да и еретически меткими были гадкие канониры еретиков — три из четырёх залпов “чиркнули” по щитам.
— Ресурс щита тридцать восемь процентов, время восстановления семь минут пятнадцать секунд, — послышался голос мастера протектора, офицера занятого как раз щитами. — Перевести мощность на фронтальные щиты?
— Лишнее, Ганс, — бросил Боррини. — Выстрелить повторно лансами они не успеют, а в зону досягаемости иных орудий мы не войдём…
— Залп!!! — громоподобно прозвучал голос Редуктора, и экраны и освещение мигнули — плазменные орудия были выведены на предел и даже чуть больше, для максимального ускорения зарядов.
В сторону светила сорвалась плазменная “клякса” — несколько выстрелов двигались кучно, будучи фактически одним объектом, что указывало на прекрасную слаженность.
И канул заряд в корону светила. А у нас повисла напряжённая тишина ожидания. Не знаю, как кто, а я сжал зубы, следя за отметкой несунов — стоит им сменить курс, и нам придётся весьма кисло. Впрочем, если выживем — можно покружить вокруг светила, выполнить заход “номер два”.
Однако, еретики курс не меняли. Не знаю, зафиксировали ли их авгуры наш залп, судя по всему — вряд ли, но наши совместные курсы их, очевидно, более чем устраивали — мы как бы стремились войти в зону досягаемости наших орудий, где еретики явно рассчитывали просто раздавить нас преобладающей огневой мощью.
— Если они сменят курс… — начал было один из офицеров, явно не выдержавший напряжённой тишины.
Но не закончил — из звезды показался ослепительно белый, даже в умном затемнении, пертурберанц, стремительно двигающийся от светила.
— Авгуры, максимальное увеличение вражеского судна на обзорный экран! — рявкнул Боррини.
А я, чувствуя явное удовлетворение шестерёнок, как расслабился, так и со злорадным ожиданием улыбнулся, взирая на занявшую треть экрана картину судна еретиков.
И, через несколько секунд, мы были вознаграждены зрелищем поджариваемого на звёздном огне судна еретиков.
— Ignea poena!* — с вполне уместным пафосом произнес я, на что свячёная оболочка забилась в экстазе, так что пафос я сбавил. — Валлиос, прекрасный расчёт, благодарю и поздравляю. Франциск, прекрасный корабль, экипаж и капитан, благодарю и поздравляю.
— Терентий… — явно не находил слов Франциск, но так их и не нашёл.
— Цель не уничтожена, — послышался голос мастера оружия, явно оскорблённого попранием своего всего.