Музыка смерти

Наварро Ивонна

Сооружение улья закончилось 31 декабря. Всего один человек в мире знал, что это день рождения Ахиро, но ничем, кроме телефонного звонка, не отметил его. Такое положение дел вполне удовлетворяло Ахиро, а завершение работ он считал прекрасным подарком. Йорику сможет теперь использовать эту тварь из другого мира и эксцентричного музыканта по имени Деймон Эддингтон. Самого Ахиро не заботили ни тварь, ни композитор. Подарком было то, что именно ему, Ахиро, было позволено сделать все это дляЙорику, услужить человеку, который спас жизнь не только ему, но и его сестре два десятка лет назад и с тех пор заботился о них.

Почти все думали, что легендарный Йакузо просто перестал существовать в Японии где-то в самом конце XXI столетия, когда шестнадцать крупнейших финансовых и производственных компаний страны слились

в одну корпорацию. Существенным результатом этого слияния была не прекращавшаяся келейная война корпорации с японским правительством за право самоуправления, в которой военной конфронтации избегали, но деликатно задушили почти весь нелегальный импорт и экспорт, включая операции с наркотиками, причем под флагом чести страны и веры в добродетель ее граждан. Отец Ахиро, занимавший высокое положение в структуре власти корпорации, а также причастный к транспортировке кокаина, опиума и редких синтетических составов, был пойман с поличным. На глазах десятилетнего Ахиро, который держал на руках одиннадцатимесячную сестру, отец был разрезан автоматной очередью почти пополам. Когда стрелявший направил оружие на Ахиро, лицо которого уже было рассечено осколком стекла, мальчик крепко прижал к себе сестру и уставился в глаза наемному убийце в маске, не желая отводить взгляда.

Спас их Йорику. В памяти Ахиро не осталось ничего ни о роли этого человеке в убийстве отца, ни о его действиях, но одного негромкого слова «нет» оказалось достаточно, чтобы убийца опустил автомат и отступил в сторону. Двадцать лет назад Йорику был стройным и крепким мужчиной с густой седеющей шевелюрой, от которой теперь остались редкие, белые как снег волосы. Ахиро до сих пор слышит его голос и помнит слова, навсегда изменившие жизнь его самого и сестры:

— Вы оба слишком молоды, чтобы умирать.

Ахиро никогда больше не видел сестру, но часто говорил с ней по телефону и знал, что у нее все замечательно. Иногда он задавался вопросом, как она выглядит. Сама она эту тему не поднимала, не делилась с ним и подробностями своей жизни, но и ему вопросов не задавала. Ахиро было неудобно спрашивать: так же как он, она всецело принадлежала Йорику. Их отец был преступником и дельцом наркобизнеса, но он строго соблюдал традиции, и, как принято в японских семьях с древними корнями, на первом месте у него были понятия чести. Йорику предложил Ахиро дать клятву в преданности до гробовой доски в обмен на их жизнь, в десятилетнем возрасте мальчик вполне осознавал значение такой клятвы. Ни он, ни сестра больше не видели матери; оба полагали, что она была убита. Это был еще один щекотливый вопрос, которой Ахиро не смел поднимать: спросить означало бы замарать свою клятву, не сдержать слова. А это просто немыслимо.

Вскоре после смерди отца Ахиро был доставлен в Америку, где Йорику нанял для него частных учителей. Мальчик овладел знаниями, которые Йорику считал наиболее полезными для себя. Его научили, конечно, читать и писать по-английски, познакомили с основами математики. После начальной школьной программы Ахиро приступил к изучению более земных предметов. Йорику не собирался делать из него корпоративного руководителя — таких было в достатке. Ему хотелось иметь под рукой человека, который умеет делать все, что требуется в повседневной жизни, наполненной ревнивыми и опасными конкурентами. Он должен был научиться работать собственными руками, охранять своего патрона, а также доставать для него такие вещи, которые другому не по силам. Ахиро умел обращаться с деревом, металлом и множеством мягких материалов, познакомился он и с наукой контроля за работой тех, кто умел конструировать сложные системы вроде электрических и механических, с сооружением которых сам он не смог бы справиться. Но на первом месте было изучение заповедей и искусства беззаветно преданного господину японского воина-ниндзя.

За годы, истекшие после обучения, Ахиро не задал ни одного вопроса о тех заданиях, что поручал ему спаситель. Он просто выполнял их. Ничто не имело значения, кроме желаний Йорику. Совершенно неважно, законны они или незаконны, приятно их выполнять или неприятно. К подобным понятиям он относился каждый раз так, как предпочитал трактовать их Йорику. Все долгие годы обучения память о кончине отца только подкрепляла его уверенность в правильности подобного взгляда на вещи. Он станет личным солдатом Йорику, и ничто не должно отвращать его от выполнения своих обязанностей. Одна из заповедей ортодоксального обучения, как уверял его

инструктор по военным искусствам, гласила, что единственную опасность для подрастающего воина представляют женщины и они навсегда должны остаться за пределами его досягаемости; в возрасте двенадцати лет, сразу же после завершения ломки голоса, соблазн тяги Ахиро к женщинам был ликвидирован раз и навсегда.

Когда Ахиро стал взрослым, у него не было ни друзей, ни семьи, только Йорику. Он жил в дорогой, кое-как обставленной квартире в Ист-Виллидже, над школой боевых искусств, которой владел Йорику, хотя никакое следствие не смогло бы определить истинного владельца. Он проводил там основную часть времени, постоянно тренировался и всегда был готов отправиться куда угодно. Чем бы Ахиро ни занимался у себя в квартире, он мог одеться и спуститься по черной лестнице в школу менее чем за три минуты.

Школе боевых искусств Ахиро уделял самое пристальное внимание и уже много лет назад добился для нее репутации одной из лучших в городе и самой избирательной. В нее принимались ученики только из числа незаконных иммигрантов — молодых людей, воспитанных в Японии в потерпевших неудачу, но хороших семьях. Из них отбирались те, кто обладал определенными достоинствами и выглядел пригодным для повторного старта в Америке. У этих ребят были податливые умы, они сами стремились пройти обучение и подчиняться жесткой дисциплине, предпочитая трудному для их понимания американскому стилю жизни более близкий тому, с которым расстались в Японии. Ахиро брал в школу только тех, кто не владел английским. Большинство людей полагали, что таких немного, но они заблуждались. Английский преподавался во всех городских школах Японии, но в стране все еще было достаточно бедных сельских районов, где школе отводилось второстепенное место по сравнению с крестьянским трудом. Уроженцы таких мест и составляли большинство учеников Ахиро.

Теперь Ахиро командовал собственными небольшими, лично обученными ударными силами. Недавно его команда лишилась троих, но им на смену уже заканчивали специальную подготовку новые ученики. Как он сам был воспитан для службы Йорику, так и эти ребята подрастали, чтобы служить ему… Таким образом, они будут существовать только для Йорику.

Никакой приказ или просто высказанная вслух мысль Йорику не были для Ахиро причудой или капризом — он всегда воспринимал его слова как необходимость. Назначение наблюдать за сооружением улья, непроклюнувшимся яйцом и тем, чтобы этот странный музыкант имел все, что ему нужно, означало для Ахиро лишь осуществление программы, конечная цель которой — унижение компании «Медтех». Он старался не для прихоти Деймона Эддингтона, создававшего «Симфонию ненависти», а выполнял желание своего спасителя. Каждым вздохом, каждым ощущением вкуса на кончике языка, каждой искоркой света, попадавшего в глаза, каждой самой незначительной мыслью своего разума Ахиро был обязан Йорику. Он сделает все, что угодно, лишь бы получить результат, которого ждет господин.

Для самого же Ахиро Йорику олицетворял собой весь белый свет.

Глава 6

Первый день 2124 года.

Во сне Деймон был больше чем исполнителем, композитором или дирижером. Он соединял в себе все проявления музыкального таланта. Он был даже кем-то более значительным — он был… Творцом. Богом, высшим существом, маэстро всего, что есть в музыке. Он стоял не на возвышении для дирижера, а на красивом греческом пьедестале, сооруженном из величественного черного мрамора и украшенном резными царственными лицами и крыльями. Его лицо светилось гордостью и страстью, а руки простирались над многотысячным оркестром. Сотня пюпитров скрипачей, развернутые веером, рядами уходили так далеко влево от него, насколько он мог видеть: каждая скрипка — изысканное творение рук сказочного Страдивари (хотя всем было известно, что последний инструмент этого итальянского мастера исчез еще в 2064 году). Виолончели, альты, контрабасы и английские рожки вторили скрипкам в исполнении «Ночи на Лысой горе» Мусоргского в смелой и оригинальной аранжировке самого Деймона. Кроме того, в оркестре было две дюжины концертных роялей и вдвое больше арф, а далеко позади них расположился ряд колоколов и ксилофонов, которые изящными акцентами украшали этот величественный океан звуков, каскадом рвавшихся к нему, водопадом омывавших его, украшенных мелодичным и все более настойчивым звоном…