Музыка смерти
Шрифт:
Ругательства Мак-Гаррити вторили брани его партнера:
— Проклятие! Иметь бы броню из чего-то такого, что ему не по зубам. Шеф, скоро ты соберешь свою жаровню? Он отправляет их на тот свет пачками!
— Почти… Да, все здесь, — откликнулся Райс. Он разложил на полу содержимое своего тюка, окинул внимательным взглядом каждую деталь, затем, присев на корточки, стал быстро соединять их воедино.
Сейчас… еще пару… секунд… — Последний поворот кисти, и смертоносное оружие было заряжено. — Готово.
Оба помощника словно по команде попятились, как только Райс поставил локоть на перила балкона и приготовил гранатомет к стрельбе. Быстрым движением руки он вставил штекер провода электронного управления наводкой в гнездо визуального прицела, укрепленного на каске. Моцарт только что размозжил голову несчастному мужчине в вечернем костюме, личность которого после этого вряд ли кому-то удалось бы установить.
— Пора пожелать гостям доброй ночи, — в сердцах рявкнул Райс, когда чудовище отшвырнуло труп, словно сломанную куклу.
Он нащупал указательным пальцем курок и устроился поудобнее. В видоискателе шлема Райс видел длинный серебристый ствол своего оружия. Переместив его немного вправо, он поймал чужого в окно цели, в ту же секунду переключил прибор на автоматическое слежение, и визир точной настройки вспыхнул кроваво-красным пятном в центре груди Моцарта.
— Там, откуда ты явился, парень, таких было великое множество.
Райс выстрелил.
Раздался грохот запуска миниатюрной ракеты, и начиненная взрывчаткой граната рванулась с установки, полыхнув красно-зеленой струей пламени. Едкий запах гари выстрела еще не достиг их ноздрей, а красно-зеленое пламя уже нашло свою цель и нырнуло в грудную полость чужого, легко пробив защитные реберные пластины. Долю секунды спустя в унисон с предсмертным криком Моцарта прозвучал взрыв гранаты. Его грохот заставил инстинктивно присесть всех, кто еще был в зале, включая Райса и его людей.
Иногда, подумал Райс, заставляя себя подняться на ноги, наклониться над перилами и посмотреть в партер, средство от болезни бывает не менее отвратительным, чем сама болезнь. Нынешняя ситуация — классический пример: тех из пришедших на этот концерт, кому не посчастливилось оказаться за пределами радиуса разлета осколков, даже если их не задела шрапнель или острые обломки скелета и панциря чужого, окатил душ кислотной крови чудовища. Вопли мук раненных осколками и обожженных кислотой присоединились к продолжавшему рваться из динамиков фоновому шуму, пронзительному визгу убегавших людей и тех, кто не мог бежать или бился в истерике.
Внезапно треск динамиков прекратился — кто-то в центральной студии догадался наконец дернуть общий рубильник. Откуда-то из-за стен доносился приглушенный рев множества сирен, перемежавшийся хлопаньем дверей.
Мак-Гаррити и Мориц присоединились к стоявшему у перил Райсу. Все трое свесились над ними, разглядывая партер. Сражение закончилось. Среди дымившихся луж крови чужого в беспорядке валялись трупы: переплелось так много рук и ног, что подсчитать число погибших людей с того места, где они находились, было невозможно.
— Что скажете? — спросил Мак-Гаррити. — Не заняться ли нам уборкой и здесь?
— Нет, черт побери. Мы сделали все, что могли, и даже больше, чем ублюдки «Синсаунд» заслуживали.
Райс выпрямился и закинул гранатомет на плечо, затем присел, чтобы поднять заплечный мешок.
— Они заварили кашу, пусть теперь сами и расхлебывают. — Он поднял взгляд на своих людей, выражение его чернокожего лица было хмурым. — Пора возвращаться за Стариной Блю и выяснить наконец, ради «какого дьявольского дела все это было затеяно.
Глава 27
В хаосе бегства зрителей никто не заметил Ахиро и двух его лучших людей, проскользнувших в здание Зала Пресли через один из множества боковых входов. Они беспрепятственно и быстро добрались до улья. Их привел сюда сигнал тревоги от Мортона. Ахиро не знал, что именно произошло, но шефу службы безопасности Зала Пресли было разрешено прикасаться к кнопке аварийной сигнализации спутниковой связи только в случае крайней необходимости, и он не стал бы вызывать японца без веской причины. Сигнал тревоги мог означать только одно: что-то угрожало улью и Ахиро должен это предотвратить.
Однако, когда они бесшумно подкрались к главному входу в лабораторию и проскользнули внутрь, увиденная картина заставила всех троих замереть.
Замешательство Ахиро длилось одно мгновение. Он подошел к Майклу Брэнгуину, который неподвижно таращился на месиво останков Деймона Эддингтона.
— Что произошло? — потребовал ответа Ахиро, переводя взгляд с мертвеца на чужого в клетке, который миролюбиво полулежал в обычной позе на корточках. — Как… постойте! Это другое животное! — Он в страхе уставился на сидевшую за стеклом тварь.
— Да, — согласился Майкл, — это не Моцарт.
Сомнения и не могло быть: животное в клетке было крупнее и старше Моцарта, угольная чернота его панциря почти не отливала синевой. За металлической скобой — то ли одной из деталей надетого на него намордника, то ли мундштуком удил — виднелись длинные, пожелтевшие зубы, а мускулистые передние лапы были надежно приторочены к бокам животного системой сетчатых металлических пластин, напоминавших сбрую закованного в броню средневекового боевого коня. На сбруе были закреплены три шеста, вдоль одного из которых змеилась тонкая трубка в металлической оплетке. Один ее конец терялся в глубине пасти чужого, а другой оканчивался небольшой серой коробочкой с ярко-красной кнопкой на крышке. Громадную голову чудовища защищал гораздо более мощный и страшный панцирь, чем был у Моцарта, но само чудовище вело себя удивительно спокойно и только ровно и громко шипело.
Ахиро взял Брэнгуина за грудки и притянул его к себе.
— Где же чужой мистера Эддингтона? — спросил он, дыша прямо в лицо биоинженеру.
Одна за другой в голове японца проносились страшные мысли: надо найти чужого, не для Эддингтона, а ради Йорику, оставалось тайной, как вернуть эту тварь в клетку; его люди научились убивать их, а не брать в плен. Но больше всего Ахиро мучило ощущение стыда за свой промах, неумение сохранить в безопасности собственность Йорику, которую его господин ценил как одно из своих величайших сокровищ. Он полагал, что Эддингтон получил все необходимое для своей музыкальной программы после принесения в жертву Моцарту последнего из пяти пленников. Какая безумная нужда заставила музыканта попытаться сделать что-то такое, что закончилось его гибелью?