Музыкальные вечера в Дахау. «Променад» по аппельплацу и лагерштрассе
Шрифт:
На другой день нам пришлось отойти к крепости Еникале. Погрузив на катера раненых, мы переправились через Керченский пролив на косу Чушка. К этому времени гитлеровцы захватили Маяк, Жуковку и Глейки. Оттуда они вели огонь из орудий и минометов по проливу и побережью.
Поздно ночью, добравшись по косе Чушка до поселка Кордон, мы с грустью и скорбью смотрели на объятый огнем пожаров берег Керченского полуострова. На душе было горько и больно. Как могло все это произойти – так трагично и нелепо? Почему? Все мы дрались храбро и честно, до последней возможности, и никто из нас не сделал ни шагу назад без приказа. Подавляющее большинство наших товарище пало в жесточайших боях. Погибли младший лейтенант Мирошниченко, рядовой Свешников, лейтенант Шевченко,
Оставшиеся в живых бойцы отдельного артдивизиона собрались в станице Ахтанизовской. Построившись в одну шеренгу, рассчитались, нас оказалось 43 человека. А ведь совсем недавно нас в артдивизионе было около четырехсот».
В годы войны фронтовая судьба младшего командного состава Красной Армии – взводных и ротных командиров, лейтенантов – была, пожалуй, самой короткой. Их боевой путь часто заканчивался первой атакой, потому что они шли впереди своих подразделений и первыми падали от разрывов снарядов, первыми принимали вражеский свинец. Так было в боях под Керчью и Севастополем в 1942 году, так будет и под Берлином в 1945-м. Но тогда, в далеком 1942 г., никто еще из чудом выживших лейтенантов не мог себе представить, что они будут со скорбью и завистью вспоминать своих погибших товарищей, что их невольное спасение от гибели в кровавой керченской мясорубке обернется для них в фашистском плену таким чудовищным кошмаром, что некоторые из пленных примут жуткую смерть за колючей проволокой как милосердный дар судьбы, избавивший их от земного фашистского ада.
18 мая 1942 года в районе переправы на берегу Керченского пролива немецкие солдаты подобрали контуженного разрывом снаряда и оставленного на поле боя русского лейтенанта Матвея Лифинского, командира роты 873-го стрелкового полка 276-й сд 44-й армии Крымского фронта. Его не пристрелили на месте, как нередко поступали гитлеровцы с ранеными бойцами и командирами, а отправили на сборный пункт военнопленных. Кровопролитные сражения на поле боя с оружием в руках для лейтенанта закончились, начиналась другая смертельная схватка, оружием в которой были беспредельное мужество, огромная сила воли и безграничная преданность своей Родине. Тяжелые бои, тысячи погибших остались позади. Впереди был плен, людские потери в котором были не меньшими.
Глава III. Плен
А народ, бывший в нем, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи.
В плену истинное мужество заключается не в том, чтобы призывать смерть, когда не осталось сил жить, а в том, чтобы остаться непоколебимым перед смертью, когда цена жизни – предательство. Тяжелыми, а для многих смертельными, были первые дни, недели и месяцы плена. Чтобы лучше понять отношение лагерной охраны к военнопленным, достаточно прочитать мемуары немецкого солдата Кёрнер-Шрадера: «На деревянных вышках – охрана с пулеметами. Между вышками парные патрули с собаками. Когда темнело, пленных с помощью собак отгоняли от ограды к центру лагеря. Охранники поднимались по лестнице на вышку и там передавали пулеметы. При передаче часовой, отстоявший свою смену, давал очередь в толпу пленных, согнанных в центр лагеря, как доказательство того, что он сдавал исправное оружие. А в центре лагеря на песке оставалось несколько трупов. После этого заступающий на пост часовой лично сам проверял пулемет, давая очередь по толпе. Затем сдавший вахту охранник спокойно спускался с вышки» (Кёрнер-Шрадер П. Дневник немецкого солдата).
Из приказа по 60-й немецкой мотопехотной дивизии № 166/41, опубликованного в сборнике материалов «Нюрнбергский процесс» (МНП, документ СССР-124/3): «Русские солдаты и младшие командиры очень храбры в бою. Даже отдельная маленькая часть всегда принимает атаку. В связи с этим нельзя допускать человеческого отношения к пленным. Уничтожение противника огнем или холодным оружием должно продолжаться до тех пор, пока противник не станет безопасным… Фанатизм и презрение к смерти делают русских противниками, уничтожение которых обязательно».
Немецкий солдат, выполняя подобный приказ и не желая конвоировать пленных на сборный пункт, мог застрелить каждого из них. Расстрелы безоружных, попавших в плен красноармейцев не были большой редкостью. Расстреливали не только комиссаров и политруков Красной Армии, но и тяжелораненых бойцов, от которых вермахт избавлялся в первую очередь. К февралю 1942 года, по данным немецких источников (Reinhard Rurup), около двух миллионов советских солдат, попавших в плен, умерли от голода, холода, эпидемий или были расстреляны.
«В случае с русскими пленными речь идёт не о военнопленных в обычном смысле, но, как подчеркнул фюрер в своей последней речи, о врагах, которые сплошь состоят из зверей и скотов. Так с ними в первую очередь и следует поступать» (Eugen Kogon. Der SS-Staat, s. 186–188).
1 сентября 1941 г. на территории Крымского полуострова, а также Херсонской и Запорожской областей Украины нацисты создали новую административную единицу – генеральный округ «Крым» с населением около 2 млн человек. Центром этого новообразования был выбран Симферополь. Генеральный округ «Крым» являлся составной частью ещё более крупной оккупационной структуры – рейхскомиссариата «Украина». Помимо округа «Крым», в рейхскомиссариат входили ещё пять генеральных округов: «Волыния-Подолия», «Житомир», «Киев», «Николаев» и «Днепропетровск». Полновластным правителем этих оккупированных территорий стал видный функционер нацистской партии Эрих Кох, который имел резиденцию в городе Ровно.
Высшим органом гражданской оккупационной администрации в генеральном округе «Крым» являлся генеральный комиссариат, который возглавил Альфред Фрауэнфельд.
В административном отношении территория генерального округа делилась на 14 округов, в каждом из которых планировалось создать окружной комиссариат. Как правило, эти новые административные единицы объединяли два-три бывших советских района. К своим обязанностям Фрауэнфельд приступил 1 сентября 1942 г., административный центр был перенесён из Симферополя в Мелитополь, а генеральный округ получил название «Таврия».
На протяжении всего периода оккупации реальная власть на Крымском полуострове принадлежала командующему войсками вермахта в Крыму, который по вертикали подчинялся командующему группой армий «А» (с апреля 1944 г. – группа армий «Южная Украина»). С декабря 1941 г. по май 1942-го на этом посту находился командующий 337-й пехотной дивизией генерал-лейтенант Карл Шпанг.
С мая по июль 1942 года в Крыму развернулись ожесточенные бои, в результате которых гитлеровцы оккупировали полуостров, вся полнота административной власти на его территории перешла к соответствующим органам штаба 11-й армии генерал-фельдмаршала Манштейна.
Согласно приказу Гитлера от 17 июля 1941 г., на рейхсфюрера СС и шефа германской полиции Гиммлера было возложено «полицейское обеспечение восточных территорий». Последний назначал главных фюреров СС и полиции, которые являлись высшими полицейскими чиновниками в рейхскомиссариатах или тыловых районах групп армий. Хотя фюреры СС и полиции формально подчинялись рейхскомиссарам, реальную власть над ними имел только Генрих Гиммлер.
В округах и районах генерального округа «Таврия» находились структурные подразделения аппарата фюрера СС и полиции, которые возглавляли соответственно окружные и районные фюреры. Всего было 14 полицейских округов, фактически совпадающих территориально с округами гражданской администрации. Охранная полиция и полиция порядка были представлены в этих округах соответствующими отделами (Романько О. В. Крым под пятой Гитлера).