Музыкант и Журналистка
Шрифт:
Джо
– Скажи Эвелин, что я купил лекарство, и ей приезжать не нужно, с ней буду я, - попросил передать Макса Эвелин, которая все уши ему прожужжала, порываясь приехать к своей подруге. Я глянул на Кэндис, которая спала очень беспокойно, то и дело, покрываясь холодным потом или же наоборот – ее бросало в жар. Я прикладывал спиртовой компресс к ее лбу, чтобы хоть как-то сбить температуру, помимо того, что заставил выпить ее лекарство.
– Я-то сказал ей, но ты же знаешь женщин, - я уже представил, как Макс закатил глаза к
– Дай мне Эвелин, - попросил я Макса, несколько в приказном тоне.
– У тебя уже Кэндис есть!
– Трубку передай ей, дебил, - Макс еще что-то поворчал, но телефон все-таки передал Эвелин.
– Джо, ну как там она? Температура высокая? Лекарство уже выпила? А уколы делать не нужно? Если нужно, то я приеду. Я очень хорошо делаю уколы. Кэндис даже бабулю с соседнего дома разбудила, когда благодарила меня за укол!
– Я представляю, - успел вставить свое «восхищение» я, как Эвелин снова затараторила.
– Мне нужно было идти на медсестру, а не на филолога. Бл*ть, Макс, отвали, не видишь, я разговариваю! – видимо, теперь Макс решил выхватить трубку. Эвелин нервничает, это чувствуется по ее голосу.
– Эвелин, все будет хорошо, она скоро поправится, обещаю, - заверил ее я. На что услышал в ответ молчание, а потом она серьезно сказала.
– Не оставляй ее ночью, она боится грозы, - я снова посмотрел на Кэндис и произнес:
– Не оставлю, - отключившись, я подошел к кровати и присел на край возле нее.
Ей снилось что-то беспокойное и неприятное. Она ворочалась и тихо стонала, будто испытывала боль… душевную. И с каждым разом ее волнение и метание по постели становилось сильнее. Она что-то бормотала, но я не смог понять что. Глядя на ее страдания, которые четко вырисовывались на безмятежном прекрасном лице, я чувствовал, как во мне растет невыносимо горькое чувство потери и грусти. Создавалось такое ощущение, что я проник в ее сон…
Мотнув головой, я попытался отогнать ненужные мысли, что вызывали беспокойство, и прикоснулся ко лбу Кэндис. Он был настолько горячим, что меня самого бросило в жар.
Резко поднявшись с кровати, я откинул одеяло с Кэндис, и начал снимать с нее одежду, оставив лишь нижнее белье. Она вся покрылась мурашками, и рефлекторно обняла себя руками. Ей было холодно, отчего слышался стук ее зубов. Зная, что этот метод помогает сбить температуру, я начал растирать всю ее спиртом, при этом делая ветер журналом, который взял с прикроватной тумбочки. Кэндис нервно сминала простынь, ища, чем себя укрыть, но я ей этого сделать не позволил. После моих усилий, температура начала спадать, и когда я ее измерил ей, на градуснике показывало тридцать семь и три. Только после этого я ее накрыл одеялом и лег рядом, заметив, как по ее щекам начали течь слезы. Внутри меня что-то оборвалось, и я сам не заметил, как взял ее к себе на руки, крепко прижав к груди.
– Все хорошо, маленькая, не плачь, - я ловил ее слезы губами, а каждый ее всхлип заглушал легким поцелуем. Но Кэндис это не успокаивало, она начала вырываться из моих рук так, как если бы карабкалась по мне. Уложив ее снова на кровать, я накрыл ее тело своим, крепко обнимая и не
– Нет! Я не хочу вниз! Нет! Прости меня! Прости!
– Кэндис, проснись! – я легонько похлопал ее по лицу и потряс за плечи, пытаясь привести ее в чувства. Она резко распахнула глаза и задержала свой пронзительный взгляд на мне. Меня бросило в дрожь от ее глаз. В них была боль и отчаяние.
– Прости меня, - тихо проговорила она, медленно моргнув, из-за чего сразу выскользнула слеза, просочившись сквозь загнутые пушистые ресницы, зацепившись на их кончиках, затем сорвалась вниз наискось и за пару секунд скрылась в волосах.
Кэндис
Быстро сев в постели, я обхватила его шею руками, когда он приподнял меня за ягодицы и усадил на себя. Вот сейчас, в таких крепких и родных объятиях, сопровождаемых таким теплым, обеспокоенным и в тоже время нежным взглядом, есть возможность сознаться ему во всем и наконец, быть честной до конца.
– Прости меня, - вновь говорю ему, не прерывая зрительного контакта.
– За что? – как? Как ему сознаться? Он не простит. Я могу стать ему противна после этого. Он не поймет, как можно просто так, взять и поспорить на человека. Он не игрушка.
– Я… - ну же, скажи ему! – Я… я забираю твое время, прости меня… - опускаю глаза и крепко обнимаю его.
– Мое время – это ты.
– Что это значит?
– тихо всхлипнув, дотронулась до его щеки своей, и медленно потерлась, словно кошка, просящая ласки.
– Что твое время – это я, - я оторвалась от него и заискивающе начала что-то искать в его глазах. Глупо надеяться увидеть там любовь. Слишком мало времени прошло для этого божественного и светлого чувства. Но мне хочется увидеть, хотя бы что-то отдаленно напоминающее его. Все, что я сейчас вижу в его глазах, это безграничную заботу, внимание, беспокойство, желание и намек на влюбленность, или, быть может, я это себе все выдумала? Возможно, он не влюблен… или влюблен? Мне сложно его понять. Я не могу проникнуть в его сознание, прочесть его мысли. Зато он меня умеет читать. Пусть не всю до конца, но большую часть точно. Для меня же он - великая тайна, «одетая» в инсигнии, что блестела яркими лучами солнца. От него исходила власть, присущая людям самой чистой породы.
Мы продолжали смотреть друг на друга, пока он не приложил ладонь к моему лбу.
– Температура пока не поднимается, это хорошо. Тебе нужно лежать, - он уложил меня на постель, и направился к двери комнаты.
– Ты куда?
– я боялась, что он сейчас уйдет. Мне этого ужасно не хотелось, особенно после такого жуткого сна. А еще, за окном молния, значит, будет гроза. Как это странно. Ноябрь месяц и гроза. Такое бывает очень редко, и причина тому – аномально теплый ноябрь. Только в последние несколько дней погода стала быть похожей на конец осени, хотя, такие дожди, свойственны предыдущим месяцам этого времени года. Сейчас мне бы хотелось снега. Первого снега, такого же желанного, нежного и мягкого, как наш с ним первый поцелуй.