Шрифт:
В тихих местах нашей бескрайней родины есть еще деревушки, в которых сохранилась еще та сказочная Русь, где люди живут бок о бок со всеми жителями видимого и невидимого мира.
По ночному небу спокойно плывут тяжелые облака, но ярко выделяется лунный круг, освещая всю деревню. Все полевые и домашние дела остановились до утреннего крика петухов. И пока селяне отдыхают от своих круглосуточных дел, выходят настоящие жители этих дремучих мест, которые заселяют эту землю еще с незапамятных времен.
Ночная дымка стелется
– Ну что вы, мои хорошие, целый косяк рыбы вам прислал, кушайте мои маленькие.
– Опять со своими водоплавающими разговариваешь, старый сом, – прокричал старику маленький сгорбленный мужичок, который шел по камышам, шумя, но не ломая ни один кустик.
Вдруг на берег, освещаемый только лучиками древнего спутника земли, вышел заросший мужичок, покрытый мхом, мухоморами и обсыпанный гниющими листочками. Его брови падали на глаза, и это тоже добавляло его виду особой древности.
– Гм. Пришел, пень трухлявый?
– Куда я денусь! Конечно же, пришел. Покормил домочадцев лесных: и трусливых зайчат, и оскалившихся от полной луны волчат не забыл. Пробурчав это, старик упал на лежащий дуб и с удовольствием потянулся.
– Эх, склизкая лягушка ты, Степаныч, сколько мы прожили на этих заливах и опушках.
– Да, Иваныч, я уже и вспомнить не смогу. Не один век мы просиживаем этот дубок, а ведь он примерно одинакового возраста с нами.
Леший Иваныч достал длинный сучок, который в один щелчок его пальцев превратился в шикарную исписанную резными кружевами трубку. Засунув руку куда-то вглубь своей лиственной шубы, достал полный тканевый мешочек, из которого шел терпкий запах крепкого табака. Тяжело занюхнув и крякнув, мужичок начал трамбовать свою трубку.
Степныч – водяной, король всех речных жителей. Глядя в водную гладь, он наблюдал за своими сомами, на которых он постоянно объезжает все озера и реки окрестных мест. Хоть барские времена давно стерлись в историческую пыль, но их двоих можно назвать помещиками, только не рабы у них в услужении, а самые преданные друзья, разного рода живность.
Луна поднималась все выше, освещая водную гладь и тихое укрытие реликтовых монстров, которых раньше все местные обходили за километр, чураясь, а сейчас все изменилось, давно позабыли люди своих соседей и уже не замечают их, хотя называют монстрами и любые горести скидывают на них и винят во всех страстях.
– Мир меняется, давеча один мужик по пьяне всю семью зарубил топором, а знаешь, что сказали? – и грустно сжавшись, сильно потянул трубку, выпустив крупное облако дыма, которая спугнула стайку комаров, привлеченных маленьким костерком, который горел, не обжигая землю.
– Гм, а он про Наполеона ничего не кричал и про какое-то право?
– Нет, ты что! Он даже, наверное, не знал, кто такой Наполеон, а уж тем более право. Не придумывай!
– Ну тогда, скорее всего обвинили нечистые силы, которые его сгубили. Например, лешего, который его заставил пить, – ухмыльнулся Степаныч, поправив водоросли под носом.
– Да ты чертовски прав, мой страшный друг.
Оба старичка залились грустным смехом. Сверчки тихо пели свою песню, пока ничто не нарушало их покой.
Но не вся деревня спала. Алкоголик со стажем в свои двадцать два Васька, идя по мосту над рекой, кричал матерные частушки и обещал набить морду первому попавшемуся, но скорее всего черт ему помешал, и ноги не справились с лихим духом пьяного воина. Подкосившийся, упал он вниз в реку прямо на коряги. С криками летел Васька, но тут под ним уровень воды поднялся и, легко опустив его в реку, сплавил по течению.
– Ну что, Степаныч, пошли вытягивать бойца, – сказал Леший, вытряхивая пепел из трубочки.
– Сейчас нам его мои сомики принесут.
По щелчку пальцев ездовые сомики под белы ручки притащили Ваську. И перед сказочными монстрами появился лик подпитого, но практически отрезвевшего буяна.
– Проверим молодца, Иваныч? – сказал водяной, подкармливая хлебом сомиков.
– Ну что, добрый молодец, скажи хоть слово, – смеясь, придвинулся к Ваське Леший.
– Поднимайся, сокол.
– А, чего говоришь, дед? – подняв грязную морду и обтирая ее рубахой, пробурчал пьяница.
– Как тебя угораздило, молодой?
– Отстань старче, не мешай. Видишь, живой, а живой, потому что пьяный, вот был бы трезвый, разбился бы, а так видишь, Господь сберег.
Вася, закончив мимолетный диалог поколений, сморкнувшись старикам под ноги, начал обмывать спину проточной водой. Даже сверчки замолчали от такой наглости.
– Ты, молодой, чего не уважаешь ни старость, ни природу. Поливая себя водой, Степаныч от волнения трусил над сидевшим своими обносками из водорослей, с которых потоком капала вода.