Мы на роли героев вводили… себя
Шрифт:
Высокая подсыхающая уже трава хлестала по ногам, распространяя своеобразную пылевую завесу. Из-под ног сыпались мелкие камешки и комочки засохшей глины и с шелестящим шумом скатывались дальше. Почему-то подумалось, что после дождя по этой еле заметной тропинке не пройти. Непроизвольно я посмотрел на небо. Ни тучки, ни облачка. Лишь ярко светит солнце, распространяя ласковое тепло.
– Опять замер? – голос Витьки разносился гораздо ниже по склону.
Действительно, что это я. Так и день кончится, а мы еще даже и до реки не добрались.
Под ноги стремительно бросилась тропинка.
***
И как часто бывает в подобных случаях в самый неподходящий момент нога не находит подходящей опоры. По спине словно прокатывается холодная волна. Я кубарем качусь по косогору, тщетно пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Но руки беспомощно царапают твердую землю. Небо и земля несколько раз меняются местами. Я выкатываюсь на рельсы. Они теплые, нагретые солнцем. Солнечные лучи отражаются от полированной поверхности рельсов, словно от зеркала. Стальные полосы начинают еле заметно вибрировать, показывая, что ко мне приближается поезд. Я его еще не вижу, но чувствую. Вот он все ближе и ближе. Вибрация усиливается. Еще немного… и…
***
Тряхнув головой, я отогнал непрошенные видения. И сразу словно отпустило. Дальнейший спуск продолжался без приключений. Как я сразу не вспомнил: пути отделяет от склона двухметровый бетонный забор с протянутой по верхнему краю колючей проволокой. Перелезть через верх не представлялось ни малейшей возможности. Мы ж никогда и не пытались этого сделать. Для перехода мы давно заприметили внушительную дыру, полускрытую в зарослях пыльного репейника.
Я поискал взглядом друга.
А, вот он! Его голова мелькнула среди серых лопухов. Значит он уже перебирается на другую сторону. Пора бы и мне поспешить.
Хотя, конечно, до бесшабашности Витьки мне далеко. Например, мне бы и в голову не пришло глотать металлическую стружку, а Витька в прошлом году проделал это. Как только он ничего внутри не разрезал.
В какой-то мере дыру в заборе перекрывали причудливо изогнутые прутья арматуры. Шумно выдохнув я рванулся вслед за Пеннером. Рука протянулась было к волокнистому стволу репейника. На глаза попала черная блестящая шевелящаяся масса тли, густо облепившая стебель. Меня аж передернуло от брезгливости. Я растерянно огляделся вокруг в надежде найти более подходящее направление.
– Долго ты там? – прошипел Витька, просунув голову между прутьями.
– Щас…
Я зажмурил глаза и полез вперед. Вот я уже на другой стороне. Осталось перебраться через рельсы. Как назло, дорогу нам перекрывал состав.
– Пошли, – Витька махнул рукой и решительно полез под ближайшим вагоном.
Этого мне еще не хватало. Ни за что туда не полезу.
А вдруг вагон двинется с места?
Я направился поверху, через вагонную площадку. Благо, что вагон – товарный.
– Ты чего? – резкий шепот Пеннера звучал осуждающе, если не сказать – зло, – а если заметят?
– А если
– Куда пойдет? Он же без тепловоза…
Тут и я заметил, что вагоны не только не присоединены к составу, но и вообще не сцеплены друг с другом.
На этом наши препятствия не закончились. Снова перед нами оказался состав…
Вот и бетонный скос к реке. Ребятня выстроилась на заросшем ивами небольшом островке, отделенном от берега протокой.
Вдалеке посередине Камы по направлению к речному вокзалу прошел бело-голубой трамвайчик. Я машинально проводил его взглядом. И тут сердце замерло: у одного из причала красовался большой теплоход. Неужто, наша «Вишера»? Хотя, нет. Этот побольше. Обгоняя трамвайчик, на подводных крыльях промчался «Метеор».
Ласково заплескалась набегающая на берег волна.
Полетела на бетонные блоки сбрашиваемая одежда. Разлетелась многочисленными брызгами, расступилась камская вода, пропуская загорелые тела… веселый смех наполнил воздух…
А потом мы лежали на теплом песке островка, подставляя себя последним жарким лучам осеннего солнца…
5
– Где ты был? – таким вопросом меня, вернувшегося чуть ли под вечер, прямо с порога встретила мама.
А что я мог ответить?
Купаясь, мы совершенно забыли о времени. Оно-то как раз и понятно: мы стремились урвать как можно больше последнего солнечного тепла.
А по квартире разносились вкусные запахи стряпни. У мамы так классно получаются всякие там пирожки и булочки. Интересно, что у нас за праздник. Я машинально сглотнул слюну. К сожалению, сделать тихо это не получилось.
– Что молчишь? – посмотрел на меня, оторвавшийся от книжки папа, – смелости сознаться не хватает?
И снова уткнулся в чтение. Ну да, книжка-то ему гораздо важнее…
– Мы, – я запнулся. Что бы такое простенькое придумать? – мы… ходили на Каму купаться.
И почему язык сработал раньше мозгов? Как вообще можно было об этом говорить, когда мне это было запрещено, особенно в одиночку. Но, как говорит папа: «слово не воробей…». Какая-то старая пословица. Но вот, что там дальше, ни разу как-то не приходилось слышать, а папа не договаривал. Он вообще редко договаривал пословицы и поговорки. Подразумевалось, что я и без того сам должен их знать.
Мама нахмурилась. Руки ее спрятались в карманы халата. На лбу показалась суровая складка. Глаза угрожающе сузились.
Действительно. Что это я? Теперь точно, попадет.
– Мы? – ага, мама все-таки решила докопаться до истины, – опять с Пеннером?
Отпираться бесполезно. И как я забыл, что мамы наши когда-то в одном классе учились?
– Придется с Аллой еще поговорить, – решительно произнесла она.
Этого я никак не мог допустить. Года два назад она вот так же «переговорила» с Аллой – мамой Витьки. Его потом целую неделю из дома не выпускали. Так и сидел бы он взаперти, если бы не одно «но». Оказалось, что ключи от наших квартир были абсолютно одинаковыми. Мы с ним тогда этим неплохо пользовались. Но всему свое время. Теперь уж такое не пройдет: в обеих квартирах замки поменяли. Жаль. В случае чего, помочь уже не получится.