Мы наш, мы новый…
Шрифт:
– Им окажутся не нужны эти условия, или же будет достаточно иметь лишь малую часть из них.
– Но это явный разгром, – пожал плечами адмирал. – Это огромные потери при сомнительной возможности довести атаку до логического конца. Не самоубийцы же они.
– А если смертники? Культура европейцев значительно отличается от культуры азиатов, а уж японцы выделяются даже среди них. Вспомните о культе бусидо. Ну где еще существуют ритуальные самоубийства? Это не просто поэтическое название, ваше превосходительство, это смертники – люди, готовые принять смерть ради, к примеру, того, чтобы одна-единственная мина из десятков добралась до цели.
– У вас есть конкретные предложения?
– Да. Я предлагаю не давать японцам генерального
– Но наша цель – господство на море. Будет оно – и японская армия в Маньчжурии перестанет получать подкрепления и снаряжение.
– Но ведь для этого совсем не обязательно вступать в открытый бой. Уверен, что в результате наших атак пострадают и военные корабли. Нет, не так: военные корабли – в первую очередь, ведь они будут вести охранение, и, чтобы добраться до транспортов, нужно будет миновать это охранение.
– Первая пошла.
Некляев, вооружившись секундомером, стоит на корме, руководя матросами, или, если быть более точным, юнгами, которые, прилагая усилия, начали сталкивать в воду якорную мину. Рядом движется еще один миноносец – там ждут сигнального свистка, чтобы принять эстафету в установке минного заграждения.
– Вторая товьсь!
Юнги быстро подкатывают следующую мину. Вес не детский, но тележка уверенно катится по рельсам. Один из минеров быстро проворачивает ключом какой-то болт, внутри коробочки, инородно смотрящейся на корпусе конической вестницы смерти, слышится едва различимый хруст.
Антону стоило больших усилий убедить Петра Афанасьевича поступить именно таким образом. Все просто как мычание: зачем самим рваться в атаку, когда можно устроить на пути движения конвоя минное заграждение? Конвой должен будет занимать по фронту пространство около мили – такая махина кораблей просто не способна резко изменять курс, поэтому «Росичам» ничего не будет стоить даже в дневное время выставить на пути движения японцев минное заграждение. А чтобы не захламлять международные воды таким опасным мусором, к каждой мине можно приделать дополнительный агрегат – эдакую коробочку, внутри которой находится химический взрыватель и буровая шашка. Вполне достаточно, чтобы подорвать мину, находящуюся на боевом взводе. Самоликвидатор настроен на четыре часа – остается только провернуть болт, который раздавит ампулу с кислотой, и все. Либо японец подцепит эту заразу, либо она сама о себе позаботится через назначенный срок плюс-минус пятнадцать минут.
Тесть не просто согласился с предложением Антона, но решил и перестраховаться, сообщив о своем намерении Макарову. Тот в свою очередь даже не стал заморачиваться по поводу возможной опасности нейтралам, а быстренько взял это дело на карандаш и тут же стал выяснять, как скоро на заводе смогут наклепать вот этих самых самоликвидаторов. Как оказалось, очень быстро. Науменко, разумеется, получил добро на использование минного заграждения, а к адмиралу тут же были вызваны Степанов и Иванов. Командиры минных заградителей пребывали в недоумении по поводу их вызова. Крупные постановки уже давно были закончены, мелкими занимались миноносцы, а если и привлекали «Амура» или «Енисея», то только по одному, а тут понадобились сразу два командира.
Японцев они обнаружили примерно шесть часов назад при помощи аэростата. Пилот остался под впечатлением от увиденной картины: даже с дистанции почти в пятьдесят миль, это скопление кораблей производило впечатление. Правда, его доклад примерно о сотне вымпелов не отвечал на вопрос, все ли транспорты присутствуют здесь или японцы все же направили часть судов в Гензан. Пришлось
Не дожидаясь темноты, используя тот факт, что даже днем эти кораблики вполне могут оставаться вне поля видимости гораздо дольше из любых существующих на сегодняшний день, «Росичи» забежали вперед и приступили к выставлению минного заграждения поперек предполагаемого курса. Работали спешно, так как нужно было убираться отсюда, пока их не обнаружил противник.
– Вторая пошла.
Мина прокатилась последний метр и со всплеском ухнула в море, тут же скрывшись из глаз, но это только временно: просто якорь-тележка погружается гораздо быстрее, чем раскручивается вал с тросом. Оно и к лучшему: будь иначе – может так случиться, что миноносец на своей же мине и подорвется. Конечно, сложно, опять же предохранитель, но кто сказал, что раз в год вилы не стреляют? Вот то-то и оно.
– …Шестнадцатая пошла. Молодцы, братцы. Господин подпоручик, все мины встали, – бросив руку к козырьку, доложил Некляев командиру, который наблюдал за работой минеров с бокового крыла ходового мостика.
– Принято. Сигнал соседу. Лево тридцать, уходим к месту сбора.
Антон прошел в рубку, где его дожидалась кружка с чаем. Любил он вот так вот попить чаек на вахте – привычка еще с той, прошлой жизни, когда он командовал сторожевиком.
На «302-м», услышав сигнал, тут же приступили к установке мин, приняв эстафету. Вроде и новый метод, но моряки освоились очень быстро – ничего общего с тем мучением, которому подвергались они еще до перехода на этот тип миноносца. Никаких подъемных кран-балок и тому подобных сложностей. Все уже готово, просто подкати мину к краю кормы – и опрокинь ее в море. Правда, приладили тут какую-то едрену-матрену: проворачиваешь болт, и как слышишь хруст – кажется, что вот-вот рванет. Нет, не рвануло. А ну ее к ляду. За борт, да побыстрее. И так шестнадцать раз: больше миноносец не берет. Опять же берешь груз якорных мин – запасные самодвижущиеся остаются на матке.
В этой операции принимало участие только шесть кораблей, три оставались с «Чукоткой», так как оставлять без охраны судно, которое является чуть не основной единицей отряда, действующего в отрыве от базы, – это глупость. Однажды Науменко уже позволил себе повести себя безрассудно, но ведь не все время будет везти. В отряде уже существовало правило: три корабля – всегда на охране базы, шесть – на задании. Изменения могли быть только в том случае, если отряд усиливался, к примеру, крейсерами, что и планировалось на завершающем этапе операции.
К постановке японцы подошли, когда уже стемнело. Антон, нервно смоля одну папиросу за другой, прохаживался по мостику. Неужели промахнулись, неужели конвой сместился настолько, что прошел мимо? Акустик докладывает о движении конвоя, и, судя по всему, первые корабли уже миновали линию. Но ничего. Ни одного взрыва. Около сотни мин – и все зря! Зазуммерил телефон.
– Акустик. Ваше благородие, есть взрыв. Ага, еще один, да какой-то долгий, может, и два сразу.
Вдалеке засверкали всполохи от стрельбы множества артиллерийских орудий. Никак по своим же миноносцам начали лупить? А может, и в белый свет как в копеечку. Обозначились множественные лучи от прожекторов: японцы хотели все же разобраться, что к чему. Было предложение от командиров выставить заграждение не перед закатом, а еще днем, – была бы возможность потом еще и в ночи устроить развлечение. Но Науменко справедливо рассудил, что если мины будут рваться ночью, то японцы подумают об атаке миноносцев, а вот если днем, в отсутствие русских кораблей как таковых, вывода только два: подводная лодка или минная постановка. Первый пункт отпадает сам собой – остается второй, а воды-то международные.