Мы победим! Тайные тюрьмы Сальвадора
Шрифт:
Он показал мне несколько напечатанных на машинке листов, где в деталях описывалось все, что было связано с данным совещанием Аграрного фронта.
— Каково, а? И кто, ты думаешь, из правых мог бы «подмазать» Революционную армию народа, чтобы та создавала проблемы правительству? Посмотри-ка письмо, опубликованное Аидой де Райт. — И он показал мне это письмо, помещенное в платном разделе газет «Ла пренса графика» и «Эль Диарио де Ой».
В нем эта сеньора утверждала, что, когда Молина собрался посетить их имение «Ла Каррера», чтобы оказать ему прием, она должна была срочно возвратиться из
— Так что, у них есть чем оплачивать антиправительственную пропаганду. Вот так, с легкостью, швыряют деньги на финансирование государственного переворота, — добавил Кастильо.
Напряжение тех дней заставляло рядовых и офицеров говорить только об этом. Кроме того, когда меня выводили из камеры, я могла видеть, как на территорию Национальной гвардии доставляли минометы, зенитные орудия и крупнокалиберные пулеметы, а это не было их штатным вооружением; они располагали лишь легким стрелковым оружием.
…По поводу того доверия, которое некоторые работники «Специальной» питали к проекту Закона об аграрном преобразовании Сальвадора, Марсело поведал нам о днях, проведенных им там:
— Подумать только, ведь в первые дни этой заварухи с «законом» инспектор по прозвищу Усатик приносил мне газеты, чтобы показать публикации, направленные против проекта так называемого «аграрного преобразования».
— Вот, Итальянец, скажи, не кремень ли наш полковник, а? — риторически вопрошал он, имея в виду Молину. — Уже заявил, что проект осуществляется, и он будет осуществлен. Этот не из тех, кто пасует, — подытожил он с таким важным видом, как будто сам был из окружения того, о ком говорил.
— Не знаю, согласитесь вы или нет, — продолжил тему Марсело, — но анеповцы [8] наверняка обратятся к какой-нибудь группе военных, чтобы попытаться совершить государственный переворот.
— А? Да, — согласился с Марсело слегка стушевавшийся инспектор. — Многие военные против правительства. Эти солдафоны не видят, что у Молины благие намерения; они такие — все хотят для себя. Поэтому мы их держали под строгим контролем, они от нас никуда не денутся, мы не дадим им ничего сделать.
8
Сторонники АНЕП — Национальной ассоциации частных предприятий. — Прим. перев.
— Во всяком случае, среди военных одни стоят в оппозиции, другие тяготеют к правым и не хотят реформ, — заметил Марсело.
— Дело в том, что все военные, у которых за спиной школа, считают, что они единственные, кто все знает, и что только им предстоит все делать. Однако тот, кто учился с кнутом в руках, не хуже, если не лучше, чем они, — недовольно ответил инспектор и, собравшись с мыслями, добавил:
— Вы видели людей, которых мы здесь подготовили, и заметили, очевидно, что работают они весьма эффективно. Разве солдафоны способны готовить такие команды? Нет, они не могут. A-а, конечно! Они со школой, и поэтому считают себя высшими
Вот и судите, какие у них разногласия, — продолжал Марсело. — Я и не подозревал, что те, кто работает в репрессивных органах, называемых «органами безопасности», так критикуют военных. Это было как ежедневная молитва: каждый день не один полицейский «проходился» по адресу военных: что они мошенники, прохвосты, жулики, проходимцы, аферисты и контрабандисты и что полицейские все видят, но вынуждены молчать.
— Там, в «Специальной», говорят, что именно поэтому они и поддерживают Молину, — рассказывал Марсело. — Мол, с полковником им будет лучше, и потому-то все репрессивные органы поддерживают Закон об аграрном преобразовании.
Однажды пришел полицейский по прозвищу Фрикаделька и радостно сказал своим коллегам по «Специальной»:
— Скоро власть Партии национального примирения кончится, и правительство будет образовано новой партией. — Националистической демократической организацией. И тогда уже действительно пробьет наш час.
— A-а, да, — согласился с ним другой полицейский по имени Паласиос. — Конечно, это лучше, потому нужна перемена. Партия национального примирения у власти давно, — рассуждал Паласиос, не понимая до конца того, что имел в виду Фрикаделька.
— Настало время великих перемен. Сейчас, кажется, все действительно стронулось: во-первых, аграрные преобразования, затем Националистическая демократическая организация становится правящей партией, богатеи начнут жрать дерьмо, — громко и торжественно, будто он посвящен во многое, вещал Фрикаделька.
И добавил:
— Наш полковник взялся за дело.
Немного погодя, показывая Марсело журнал, где была напечатана фотография Молины, он сказал:
— А вы, почему вы не согласны с ним? Разве не видите, что он собирается проводить аграрную реформу, которая будет выгодна и крестьянам?
— Лично я незнаком с этим проектом в деталях, поскольку здесь, в изоляции, многого не узнаешь. Но кажется, есть силы, которые создали мощную оппозицию, — ответил Марсело.
— Да, это богатеи, — пояснил Фрикаделька тоном, выражавшим его негативное к ним отношение. — Эти денежные мешки, которые ничего не хотят отдавать, настроены против президента.
— Некоторые из богачей, — уточнил Марсело, — потому что другие полностью с ним согласны. И Молина имел бы в их лице своих людей, которые его поддерживали, если бы он не говорил об этой аграрной реформе.
— А что все-таки думаешь об этой реформе ты? — спросил его Фрикаделька.
— Что это демагогия, рассчитанная на то, чтобы выиграть очки на выборах, а вот будут ли ее проводить — посмотрим, — ответил Марсело.
— Вы нашему совсем не верите, ведь так? Не верите, что он на самом деле желает лучшего?
— Нет, в его добрые намерения я не верю.
Позже инспектор, обсуждая с Марсело этот ваш сказал:
— Нет, Итальянец, опасность государственного переворота все-таки существует. Среди военных есть такие, кто замышляет это. Богатеи могут купить их.