Мы под запретом
Шрифт:
Хмурюсь, прокручивая в голове наш последний разговор буквально пару дней назад. Мы общались по видеосвязи, и они с Марусей взахлеб рассказывали мне о том, что наконец-то определились с участком для застройки и вскоре начнется строительство нашего нового загородного дома. Где-то недалеко от родителей Игоря и на берегу потрясающего озера. До города рукой подать", да и вообще, как только я вернусь, в комплекте с водительскими правами получу еще и мини-машинку — ту самую о которой я мечтательно вздыхала, сдавая экзамены и вождение.
Что могло случиться за два дня? Пугающая мысль прошивает меня леденящим ужасом. Трясущимися пальцами тычу в экран, набирая не дозвонившегося до меня абонента, и молюсь. Молюсь, чтобы все было хорошо, воскрешая в памяти все предостережения и опасения врача, ведущего ее позднюю беременность.
— Мама! — взволнованно восклицаю я, как только пропадают длинные гудки и она отвечает мне протяжным:
— Алло!
— Что случилось?
— Кира, — мягко осаждает она мою панику, — ты чего всполошилась? Все у нас хорошо.
— Мам! — вновь восклицаю я, только теперь уже укоризненно.
Делаю несколько глубоких вдохов и о-о-о-очень длинных выдохов, восстанавливая ясность в голове и нормальную работу сердца, стук которого отдается где-то в горле нервным спазмом.
— Миллион звонков и столько же сообщений от тебя за ночь, — отчитываю ее. — На что, как ты думаешь, они наталкивают мою буйную фантазию?
— Кирочка… — В ее ласковом обращении слышны извиняющиеся интонации. — Прости, дочь. Просто боялась, что ты сегодня сбежишь куда-нибудь. У тебя же выходной, и ты говорила, что планируешь с подругой поехать то ли на каньоны, то ли еще в какой-то парк, — назидательно напоминает мне мама.
— Да, — выдыхаю я, переворачиваюсь на спину и прикрываю глаза ладонью, — хотели, но на следующих выходных.
Я в Беркли по какому-то обмену, магическим образом случившемуся впервые за сто лет существования университета. Наш ректор — давний и хороший знакомый Игоря — предложил мне одно из двух мест. А я в тот день была в таком подавленном состоянии, что готова была лететь хоть к черту на Луну. Беркли не луна, но тоже не ближний свет, и я все еще привыкаю к тому, что родители за тысячи километров от меня, что я вообще на другом континенте, в другой стране. Чужой язык, чужие нравы. Здесь все мне чуждо, и если бы не соседка по съемной квартире, девочка с параллельного потока, я бы вообще собрала свой чемодан уже на второй день пребывания, потому что чувствовала себя изгнанным из стаи провинившимся сусликом. Так и хотелось зарыться в норку и переждать до весны.
— Ой! — смущается мама, — Видимо, я даты перепутала. Ну, тем лучше. Значит, ты дома и никуда не собираешься?
— Дома пока, — подтверждаю я, — и планов на сегодня нет.
— Хорошо, — выдыхает она, — значит, Саша точно тебя застанет дома.
— Саша? — почти по слогам, переспрашиваю я, чувствую, как саднит пересохшее горло.
Ее ответ тонет в протяжном звуке дверного звонка.
— Мам, — вклиниваюсь я в поток ее щебетаний, — я тебе чуть позже перезвоню, — обрываю на полуслове. — Ко мне пришли, — добавляю и, послав ей поцелуй, прошу передать приветы Марусе и родственникам.
— Да-да, Кир, беги, — отвечает она. — это, скорее всего, Александр. Он проездом, всего на пару часов, но любезно согласился завезти тебе презент от нас.
— Ага, — хриплю я вмиг пересохшим горлом и отключаю вызов.
Еще какое-то время лежу неподвижно, прислушиваясь к шорохам в квартире и глупо надеясь на то, что Оксана все же не ушла и откроет дверь сама, а уж она точно не впустит никого на порог. У нас договоренность: если мы не предупреждали друг друга о визитах каких-либо гостей, то незваные товарищи остаются за дверью до выяснения всех обстоятельств их появления здесь. А Сашу точно никто не звал, и мне стоит хорошо подумать, хочу ли я его видеть.
Но звонок продолжает надрываться, а в квартире, видимо, кроме меня никого и нет. Вздыхаю, спуская ноги с кровати, и принимаю чуть пошатывающееся, но все же вертикальное положение. Бросаю беглый взгляд в зеркало, критически оценивая свой растрепанный и немного заспанный внешний вид. Тянусь за расческой, чтобы исправить положение, но моментально отдергиваю руку. «Он меня и не такой видел!» — ехидно улыбаюсь своему отражению. Поправляю коротенькие шортики из розового атласа с забавным принтом, чуть спускаю с плеча тонкую лямку топа, взбиваю пальцами и без того взъерошенные волосы и иду к входной двери. Надеюсь, мой вид красноречиво намекнет ему, что я могу быть не одна.
— А вас, дядя Саша, не учили, что надо бы заранее сообщать о своем визите? — без приветствия, прямо в лоб, недовольным голосом говорю я, открыв дверь, но перегораживая вход в квартиру.
Старательно пытаюсь казаться хмурой и возмущенной его вторжением, потому что внутри все сжимается от какого-то неописуемого восторга, и сердце скачет упругим мячиком, разгоняя по телу приятную истому.
— И тебе доброе утро, сонная Белка! — Улыбаясь, он протягивая мне замысловатый букет. Я скучал. — Его неприкрытое вранье, словно порыв арктического ветра в разгар июльской жары, обдает меня холодом, заставляя поежиться и обхватить себя за плечи, резко напоминая мне о принятом когда-то решении не поддаваться его харизме, моментально превращающей мой разум в розовый туман.
Смотрю на него с легким укором и жалостью к самой себе. Чего же я такая переменчивая? А сердце продолжает биться с космической скоростью, разгоняя по телу мурашки будоражащих воспоминаний, и бабочки в животе взлетают ввысь — им, глупым, невдомек, что я поставила жирную точку на мимолетном эпизоде своей не шибко бурной личной жизни, под черновым названием «Мой Мистер Шоколадка».
— Кир, я, правда, очень сожалею…
— Молчи! — резко прерываю его очередную попытку извиниться.
До рези в глазах жмурюсь, закрывая уши ладонями и качая головой. Я не желаю слушать очередную ложь, я не хочу вспоминать о прошлом. Его надо прогнать, его надо забыть. Вот только это у меня плохо получается.
— Молчи, — повторяю сквозь стиснутые зубы. Ты пришел отдать презент? — уточняю цель его визита, но, не дождавшись ответа, продолжаю: — Вот оставляй его и уходи.
Так и не разомкнув глаз, стою на месте, словно сторожевая башня на границе, и лишь слышу шелест большого бумажного пакета, что стоял у его ног, и оберточной бумаги букета. Делаю глубокий вдох, мысленно считаю до десяти, пытаясь в который раз убедить себя, что поступаю правильно, и, громко выдохнув, распахиваю глаза. Надежда, что Саша ушел, разбивается о его настырный взгляд и непоколебимую уверенность, с которой он, сдвинув мешающий ему кулек в сторону, делает решительный шаг в мою сторону.