Мы пойдем другим путем! От «капитализма Юрского периода» к России будущего
Шрифт:
Даже в последние годы, в условиях довольно быстрого экономического роста, норма инвестирования в России не превышает 20 % от ВВП. А энергичный экономический рост может быть надежно обеспечен, если судить по опыту послевоенных Германии и Японии (или современного Китая), при норме инвестирования в 30–40 % ВВП. Например, если судить по темпам жилищного строительства, то ежегодный прирост жилой площади составляет всего 2 % к имеющемуся жилому фонду, то есть едва покрывает его естественное выбытие. И это при колоссальной нехватке жилой площади и при том, что значительная часть имеющейся — крайне низкого качества. В Европе и США, гораздо лучше нас обеспеченных жильем, темпы жилищного строительства составляют 10 % к имеющемуся жилому фонду [24] .
24
См.: Гурова
Куда же девается значительная часть того потока нефтедолларов, о благотворном влиянии которых на рост отечественного производства мы слышали от авторов «Постколониальной матрицы»? Да, многие из этих нефтедолларов действительно обернулись инвестициями на внутреннем рынке. Многие, но не все. Отток капитала из страны за годы экономического роста на самом деле не только не уменьшился и тем более не повернул вспять (в чем неоднократно пытались нас уверить), а даже вырос. Если в 2000 году убежало 14,45 млрд долл., то в 2002-м — уже 18,36 млрд, а за 9 месяцев 2003-го — 17,6 млрд долл. И чем больше нефти мы вывозим на экспорт, тем большая часть доходов от этого экспорта оседает за рубежом. Темпы бегства капиталов превышают темпы роста экспорта. Если в 2000 году объем бегства капиталов оценивался в 13,8 % от объема экспорта, то в 2003 году — уже в 18,4 % [25] .
25
Субботин М. Инвестиционный климат или погодные изменения? // Политический журнал. 2004. № 4 (7). С. 36. Табл. 1.
Правда заключается в том, что, потеряв за годы реформ половину своего ВВП, Россия не получила замену не слишком нового, неэффективного с рыночной точки зрения основного капитала советских времен на новый и эффективный основной капитал. В массе своей основной капитал продолжал стареть и разрушаться. Причем нередко физическая потеря основного капитала затрагивала как раз его новейшие и наиболее совершенные образцы. Большая часть высокотехнологичного производства в России практически ликвидирована [26] .
26
См.: Белая книга. Экономические реформы в России. 1991–2001. М.: Алгоритм. 2002. С. 177–191, 209, 216–219, 223 и др.
И с таким багажом мы хотим принять участие в дележе пирога глобальной экономики? Как бы нам самим не оказаться в роли того пирога, который делят !
Естественный вопрос: что же делать в сложившейся ситуации? К сожалению, никаких оптимистических ответов я дать не могу. Радикальное решение накопившихся проблем требует изменения сложившегося баланса социально-классовых сил в пользу наемных работников, резкого перераспределения национального дохода в пользу вложений в развитие человека, в пользу науки, образования, здравоохранения. Можем мы сейчас политически обеспечить подобный сдвиг? Дайте ответ себе сами.
Но даже и компромиссное решение проблемы, переход власти в руки более ответственной части русской буржуазии, склонной считаться с интересами остальной части общества, будет, естественно, означать ущемление непомерных аппетитов топливно-сырьевого клана, ориентированного на вывоз естественных ресурсов, и выросшего на дрожжах доходов этого клана торгово-финансового капитала. Уступит ли эта «элита», опирающаяся на поддержку коррумпированной бюрократии, свои позиции без боя? Сомневаюсь.
Вероятнее всего, лишь нарастание экономических трудностей, неизбежное в районе 2008–2010 годов, даст ответ на вопрос, сумеет ли трудящееся большинство страны организованно отстоять свои интересы, а вместе с тем — интересы будущего для всей страны.
КАПИТАЛИЗМ ЮРСКОГО ПЕРИОДА: ПОЛИТИКА И ИДЕОЛОГИЯ
Распад СССР стал трагедией для одних и началом экспансии для других. Распался единый мир нашей Родины. Не раз и не два пролилась кровь на улицах городов СССР. Не одна война вспыхнула в наших странах. Наполовину сократилось производство. Смертность превысила рождаемость. И лишь через 15 лет мы стали приближаться к уровню СССР, который его критики назвали чудовищно низким и неэффективным.
А родилось нынешняя система в полной своей «красе» 4 октября 1993 года.
4 октября 1993 г.: день рождения современного российского государства [27]
Да, именно 4 октября (не 21 сентября, день принятия указа 1400, и не 12 декабря, день референдума по ныне действующей конституции) является днем рождения современного российского государства. Именно тогда стало окончательно ясно, что отныне (перефразируя известное определение Маркса) российский закон — это возвещенная громом пушек воля господствующего класса. Да, не всенародный референдум и даже не президентские указы являются конечным основанием нынешней государственной системы, а именно гром танковых пушек 4 октября 1993 года.
27
Автор текста — А.И. Колганов. Текст впервые опубликован в журнале «Альтернативы» (2003, № 4).
Казалось бы, по прошествии 10 лет об этом можно было бы и не вспоминать. С какими бы правовыми огрехами (а проще говоря — незаконно) ни была бы принята российская конституция, она была фактически признана российскими гражданами и с тех пор вполне стабильно функционирует и без артиллерийских залпов… Ой ли? А две чеченские войны, первая из которых была — как мы тогда заранее предупреждали — следствием появившегося у Ельцина вкуса к простым силовым решениям? Не была ли подозрительно затянувшаяся война сначала с чеченскими сепаратистами, а затем с чеченскими террористами одной из главных подпорок режима, придававшей ему (и придающей до сих пор) некоторую видимость оправдания даже в глазах его недругов?
Однако у конституции, замешенной на крови жертв октября 1993 года, были и другие последствия, не повлекшие (по крайней мере, прямо) человеческих жертв, но не менее серьезные, чем конфликт в Чечне.
Вспомним: в 1988–1989 гг. «улица», разбуженная горбачевской перестройкой, стала открыто заявлять о своих политических претензиях — вплоть до готовности идти на жертвы ради своих убеждений. Именно «улица» вывела во власть большинство видных политических фигур той поры. Но угождать желаниям «улицы» было для этих политиков средством, но никак не целью. Более того, придя во власть, эти политики тут же обнаружили конфликт между целями и средствами. «Улица» не просто сделалась не нужна — ее стремление и дальше заявлять о своих интересах и правах стало мешать. К счастью для политиков, «улица» была расколота, и одну ее часть удалось натравить на другую.
Октябрь 1993 года означал конец «уличной» политики — причем как для той части общества, которая выступала против власти, так и для той, которая поддерживала ее. Люди, которые шли на улицу, готовые даже пожертвовать жизнью за свои убеждения, искренне верующие в то, что их выступления действительно способны повлиять на политический курс государства, куда-то внезапно исчезли. Митинги, собиравшие десятки и даже сотни тысяч человек, сменились митингами, собирающими в лучшем случае 2–3 тысячи, да и то при больших организационных усилиях. Больше людей стало возможным вывести только на поголовно оплаченные мероприятия. Наступил период всеобщего разочарования в политике, и в первую очередь были утрачены иллюзии, что голос простого человека с улицы имеет хоть какой-нибудь вес, что этот голос будет хоть кем-нибудь услышан.