Мы сделаны из звёзд
Шрифт:
Мы неслись друг к другу как угорелые, пока с трибун, смеясь и похлопывая, на нас смотрели люди.
Я едва устоял на ногах, когда она набросилась на меня в прыжке, обвивая мою шею руками. Я обнял ее, оторвав от земли. Ее ноги обернулись вокруг моей талии, а я носом зарылся ей в волосы, поглощая знакомый, ставший уже родным запах.
Наконец-то этот день начал иметь хоть какой-то смысл.
Она смеялась, пока я кружил ее в воздухе.
— Не могла же я пропустить твою пафосную речь. — выдохнула она, улыбаясь мне в губы.
—
— Ради лицезрения твоей отвратительной прически? Я бы и из мертвых восстала.
Она растрепала мои помявшиеся под академической шапкой волосы и рассмеялась. Поместив моё лицо между своих ладоней, она провела большими пальцами по скулам. Ее глаза сверкали, губы изгибались в белозубой улыбке. Она смотрела на меня и была такой невероятно красивой.
— Не хочу говорить это первой. — тихо сказала она.
— Что именно? — я прижал ее крепче к себе.
— Что люблю тебя. Даже с этой дурацкой прической Фила Спектора, — призналась она, прикрыв глаза. — Люблю.
— Какими там антибиотиками они тебя накачали?
— Не знаю. Но я слушала группу «Алабама» по дороге.
— Видимо, самыми сильными. – решил я. — Я люблю тебя, Ли. Настолько, что готов пичкать этими пилюлями до конца жизни.
— Вот и договорились. — она кивнула и склонилась к моим губам, чтобы поцеловать.
Мы оторвались друг от друга только тогда, когда я услышал, как Лоуренс уже третий раз называет мое имя. Нехотя поставив Ли на землю, я поднялся на сцену, чтобы получить аттестат.
Лоуренс с улыбкой пожал мне руку и указал на трибуну с микрофоном, заставив меня вспомнить про речь выпускника.
С каменным лицом я кивнул ему и сделал несколько шагов к покачивающейся стойке. Поправив микрофон и стараясь не особо выпучивать глаза, я прокашлялся, начиная импровизировать:
— Отмучались, — усмехнулся я, вертя в руках аттестат. — Просто поверить не могу, что пришлось тухнуть двенадцать лет в этом месте ради корешка с печатью. — хмыкнул я. — Такой длинный путь и ради чего? Так получилось, что мы зависим от макулатуры, боимся ее, бережем, коллекционируем. Деньги, Билль о правах, Конституция, законы, постановления — бумажки, бумажки, бумажки. Пустая трата пространства. Вечно они все усложняют. — послышались хаотичные овации и свисты выпускников. — Я стою здесь не ради этого продукта целлюлозно-бумажного завода. Тогда зачем? Наверно, ради будущего. Оно, так или иначе, неизбежно, и что бы вам ни говорили — поправимо. Жизнь — это, конечно, не первый уровень в «Марио», она легко не дается. Впереди еще много разочарований, потерь, слез, ссор и обид. Но никогда не будет точки без возврата. Вы все люди — неависимые автономии. У вас всегда есть шанс все исправить.
Я снова услышал смешки и редкие похлопывания. Я смотрел на свою семью в первых рядах трибун. На друзей, на тех людей, которые были частичкой того пазла, из которого я состоял мой длинный, тернистый путь к этому месту на трибуне.
Я смотрел на Ли, которую за плечи приобнимала моя сестра. Ее улыбку я увидел бы даже за тысячу чертовых миль. Эта улыбка — все, что мне было нужно.
— Это был сложный год. И то, что я сейчас не раскачиваюсь в петле под ближайшим мостом, по большей степени не моя заслуга. Столько людей не давали мне упасть в бездну. Потому что не важно как, где и когда, значение имеет только кто. И это люди, которые вас окружают, поэтому окажите себе услугу — сделайте так, чтобы это были правильные люди. Ведь именно они делают вашу жизнь как минимум сносной. Можно застрять посреди степей в Зимбабве или в гуще гей-парада в Праге. Когда ты один, все это кажется катастрофой, а если с кем-то — то приключением. В этом весь смысл. Мы воюем. С религией, с однополыми браками, «Симпсонами» и даже с антибактериальным мылом. Это безумие, сумасшествие, которое нужно разделить хоть с кем-то, чтобы не свихнуться. Поэтому берегите человеческие ресурсы вокруг себя. Держитесь за тех, кто борется за вас. И всегда боритесь за них в ответ...
Даже знать не хочу, сколько травяного настоя в себя влила Лилиан в тот день, когда мы с Ли загрузили в мою машину свои вещи и приготовились уезжать.
— Установи себе таймер на каждые пятнадцать минут и пиши мне смс по сигналу, хорошо? Можешь писать даже чаще. Тебя это тоже касается, Ли! – причитала тетя, зачем-то расправляя на мне и без того ей же идеально-отглаженную футболку.
Крепко обняв ее напоследок, я поцеловал тетю в щеку и передал в объятия Филу, прежде чем она расплачется и начнет умолять нас остаться.
Когда мы сели в машину и тронулись с места, я взял Ли за руку.
— Это будет хорошая жизнь, Ли. Самая невероятная. Ты, я и Нью-Йорк. Я обещаю тебе. — проговорил я, всматриваясь в каждую черточку ее красивого лица.
Она улыбнулась мне.
— Только если мы не будем жить в Брайтон-Бич.
Я рассмеялся.
Вот она, наша жизнь.
Завтра будет новый день. Такой же, как и сотни предыдущих. Билл Гейтс пожертвует пару миллионов долларов на лечение туберкулеза в Джакарте, по Венесуэле пройдётся очередной протестный акт оппозиции, Палестина с Израилем продолжат грызть друг другу глотки за Западный берег реки Иордан, и ученые Калифорнийского университета будут трезвонить о том, что Венеция тонет быстрее, чем ожидалось. Все останется по-прежнему. Земля не перестанет вращаться вокруг своей оси.
Или же все может рухнуть. Тепловая смерть убьет всю Солнечную систему вторым началом термодинамики, черная дыра засосет нашу планету, или Вселенная коллапсирует в результате Большого сжатия.
Жизнь стихийна и непредсказуема. Сегодня она есть, а завтра исчезнет в пустоте времени и пространства. Но не мы с Ли. Мы с ней были числом «Пи», константой Непера, золотым сечением, пластическим числом, постоянной Фейгенбаума и пределом Лалласа. Неподвижной точкой любого физического измерения.
Проезжая по трассе Гинроуз, мы оставляли Сэинт-Палмер, могилу Мертвеца Рэя и старшую школу позади, в другом мире, в миллиарде световых лет от нас с Ли. От счастья, которое мы с ней заслужили.
Мы всю жизнь были в поиске рая и находили только ад. Но в открывающемся горизонте предзакатного неба, где уже начали зажигаться звезды, его больше не будет.
Истории текут странно. Неповоротливо петляют, задевают косяки, толкаются локтями, иногда сливаются воедино с историями других людей. И они приходят внезапно, стучатся в нашу дверь, а мы открываем им, думая, что это пришел разносчик пиццы. Люди имеют эту странную особенность — не придавать значения самым важным моментам в их жизни.