Мы, скандинавы. Искусство быть отцом (фрагмент)
Шрифт:
Датчанин значительно легче проведет самоанализ. Он весел, покладист, остроумен, обладает чувством юмора, услужлив, гостеприимен, еще раз остроумен, любит детей, животных и себя самого. Сколько-нибудь твердого мнения о своих скандинавских братьях у датчанина нет. «Мы здесь, в Скандинавии, все как одна большая семья», — говорит он, и на его лице написано, что он в восторге от больших семей при стесненных жилищных условиях.
Если анализировать свой характер станет швед, эта затея очень скоро превратится в сложнейшее мероприятие, потому что швед себе совершенно не нравится. С горячей убежденностью он заявит вам, что он архискучный, то есть не просто скучный, но скучный в самом сильном значении этого слова, просто смертельно скучный, церемонный, сдержанный и замкнутый. Во время этой горячей пессимистической исповеди каждую минуту ждешь, что швед выйдет из себя не в переносном, а в прямом смысле — покинет свою оболочку, бросит на пол и примется топтать ее, а потом с негодованием отбросит пинком ноги в сторону. Если вы пойдете ему навстречу и согласитесь, что он, может быть, и в самом деле чуть-чуть слишком хорошо воспитан, то нанесете этим удар в солнечное сплетение. Швед не успокоится до тех пор, пока не убедит вас, что это — злостный наговор, придуманный датчанами и норвежцами, потому что из всех скандинавов только он, швед, черт возьми, знает, как вести себя в порядочном обществе. О своих скандинавских собратьях швед выскажется очень неохотно: «Что они за люди, я вам сказать не смогу».
Даже в таком коротком рассказе о современном викинге нельзя обойти молчанием его подругу. В Скандинавии есть еще мужчины, которые смотрят на женщину просто как на кухонное оборудование (правда, очень нужное). Это, считают они, неотъемлемое право истинного викинга. К их великому сожалению, женщина играет все большую роль в самых различных
Викингу остается утешаться тем, что женщине все-таки платят на 15—20 процентов меньше, чем ему за ту же работу. Утешительны и такие данные опроса: 50 процентов скандинавских мужей наотрез отказываются помогать своим женам мыть посуду. Ревнители традиций в этой связи утверждают, что, если процент снизится хотя бы на немного, то в разговорах о мужчинах Скандинавии уже нельзя будет употреблять гордое слово «викинг».
Перевел с датского Ю. Поспелов
ИСКУССТВО БЫТЬ ОТЦОМ
Датский писатель-юморист Вилли Брейнхолст, очевидно, одним из первых заметил, что вся литература о ребенке представляет собой пособия и руководства для женщин и ограничивается книжками типа «Советы молодой матери». Во всяком случае, он был первым, кто вспомнил о мужчинах и решил исправить это положение, написав руководство для молодых отцов. «Искусство быть отцом» — так назвал он свою книгу, снабдив её подзаголовком «Пособие для начинающих отцов». С одной из глав этой книги мы и знакомим читателя.
Уже в трехлетнем возрасте ребенок умеет говорить чисто и обладает словарным запасом, насчитывающим в среднем 1 517 слов. Эта цифра базируется на специальном обследовании детей, и в дальнейшем мы будем руководствоваться именно ею. 1 500слов используются ребенком в обиходе, при разговорах с родителями, с другими взрослыми и с товарищами по играм. Остальным семнадцати словам он научился от детей, которые старше его. Эти слова могут употребляться только на улице. Взрослые называют такие слова неприличными, и, памятуя это, он старается не употреблять их, если его могут услышать родители. Но, разумеется, трудно избежать того, чтобы одно или несколько этих слов не вырвались, когда он слишком разойдется. В этом, конечно, всегда приходится раскаиваться, ибо слова эти вызывают переполох, и дело кончается длинными нотациями, особенно если он употребит слова номер 15, 16 или 17, значение которых он и сам как следует не понимает. Как бы там ни было, в трехлетнем возрасте ребенок умеет говорить чисто, и молодой отец сталкивается с парадоксальной проблемой; теперь приходится прилагать серьезные усилия для того, чтобы отучить ребенка использовать с таким трудом накопленный словарный запас, иначе говоря, заставить его закрыть рот.
Однако помешать ребенку, обладающему знанием 1 517 вокабул, демонстрировать свое искусство, когда нужно и не нужно, — задача чрезвычайно сложная. Особенно упорная и повседневная борьба — это борьба с болтовней во время еды. Создается впечатление, что пища, которую он принимает (или забывает принимать, поскольку, как известно, нельзя говорить, когда рот занят), действует на его ораторские способности, как хорошая смазка. Самое скверное во всем этом то, что ребенок требует ответа. Отец может сколько угодно хмурить брови, сердиться, угрожать телесными наказаниями. Раз уж ребенок задал вопрос между двумя глотками, то отец должен ему ответить, ибо только в общении с родителями ребенок расширяет свой умственный горизонт и приобретает первые элементарные знания о различных предметах. Чтобы ярче осветить проблему и показать, как это происходит, ниже я привожу беседу, которая чуть ли не каждый день шла у нас за столом, когда Бенни усвоил вышеупомянутые 1 517слов. Однако я упрощу дело, приводя лишь свои ответы. Вопросы обычно бывают почти одинаковыми у всех детей трехлетнего и четырехлетнего возраста и в общих чертах повторяются изо дня в день.
— Что ты говоришь? Могу ли я досчитать до триллиона? Конечно, могу, только давай не будем затевать этого за обедом. И потом, знаешь, сколько времени на это потребуется? Ну вот, пожалуйста, ты что, не слышал, что я тебе сказал, чтобы ты не выдумывал считать! Да ведь и нельзя досчитать до триллиона по порядку — один, два, три, четыре, пять, одиннадцать, сто тысяч миллионов, тысяча тысяч миллионов триллионов… Ну, ешь и… сколько это будет, говоришь? Триллион миллиардов миллионов? Хм, честно говоря, не знаю, наверное, нулей 20 или 30. Теперь ешь и перестань задавать глупые вопросы. Что он может? Поднять слона? Кто это тебе сказал? Енс-Отто? Ну так скажи ему, что хоть Дэви Крокетт и зовется Дэви Крокеттом слона ему все равно не поднять. Нет, конечно, и я тоже не могу поднять слона. Ну-ка, бери ложку и… что? Не знаю. Пожалуй, никто не может, ведь он весит несколько тонн. Нет, слон не может дожить до триллиона лет, это ты сам должен сообразить. И до миллиона не может. Лет до ста, может быть, или до двухсот, не знаю. Что может случиться? Что будет такой год, в котором сразу два дня рождения? Нет, я могу тебе точно сказать, что не будет. Почему? Да потому, что так уж устроено, что день рождения у человека бывает только один раз в году. Чепуха, конечно: не может вдруг откуда-то взяться еще одно второе апреля осенью. Второе апреля — это второе апреля, и никакого другого второго апреля до следующего апреля не будет. Да, это может быть: может, ты и доживешь до ста лет, тут угадать трудно. До двухсот? Сомневаюсь. Нет, мне вовсе не сто лет, это тебе следовало бы знать. Нет, и маме тоже не сто, но давай-ка, подвинь к себе тарелку и ешь как следует. Кто говорит? Так скажи своему Перу, что если у него есть дядя, которому 700 лет, то он просто приврать любит, потому что до таких лет живут только черепахи. Сколько отсюда до луны? Хм, трудно сказать, но, во всяком случае, страшно далеко. Кто? Пер? Ничего подобного. Если бы до его деревни было действительно дальше, чем до луны, то я сомневаюсь, чтобы Пер когда-нибудь до нее доехал. Что ты запустил руку в голову? Сядь как следует, убери руку и… что? Ну, конечно, потому что если бы солнце светило и ночью, то тогда бы это была не ночь, а день. Что можно? Нет, нельзя. Нельзя сделать так, чтобы было два солнца и две луны. Нет, и так тоже нельзя, но перестань приставать с вопросами и… Нет, я же сказал. Слушай, ты, болтунишка, во-первых, такой пушки, чтобы была как отсюда до Америки, вообще нет, а во-вторых, луну нельзя сшибить даже и из такой большой пушки. Нет, морского змея я никогда не видел. Право, не знаю, но, наверное, он может быть и очень длинным. Что? Как отсюда и до того забора? Да, а может быть, и еще длиннее. И морской змей — это не то, что… Нет, не может, и потом есть ведь и другие меры длины, кроме твоих «как отсюда до Америки» и «отсюда до забора». И не думай только, что морские змеи… Кто это тебе сказал? Пер? Чушь и болтовня. Если бы у его дяди и в самом деле в саду жил морской змей и если бы он съел соседского мальчишку, то мы бы наверняка читали об этом в газетах. Не верь в такие глупости. Да, конечно, морской змей может съесть соседского мальчишку, но ведь… Будешь ты есть или нет? Не хочу тебя слушать, пока не поешь. Понятно? Как стать… кем? Шофером автобуса? Ну, наверное, так же, как и каким-нибудь другим шофером. Да, зарабатывают они, вероятно, неплохо. Ну, сказал тоже! Ты просто не представляешь себе, как много это будет — триллион. Да, у самого богатого человека в мире, может быть, и есть триллион, но посмотри, что ты делаешь! Вот опять испачкал скатерть, я же тебе говорил, чтобы ты подвинул тарелку… Трудно сказать, но, наверное, автобусов на эти деньги можно много купить. Да, пожалуй. Другое дело, что самому богатому человеку в мире сто тысяч автобусов, может быть, вовсе и ни к чему. Кто? Уле Хансен? Нет, он так бить не может, я тебе точно говорю. И так, чтоб мяч пролетел полдороги до луны, тоже не может. Но я тебе последний раз говорю, чтобы… А мне безразлично, какой он игрок. Если бы такой футболист, как Уле Хансен, мог бить так, чтобы мяч пролетел полдороги до луны, то… Турлейф? И он не может. Нет, вы уж мне, пожалуйста, ничего не показывайте и держитесь со своим мячом подальше. Хватит с меня битых стекол. Понял? Ну, доедай свою рыбу и… Конечно, нет. Нету в рыбе ни морской воды, ни… Что? Пожарная лестница? Не знаю, ступенек, наверное, сто или двести. Нет, не достанет, или тогда уж облака должны быть очень низко. Кто это тебе сказал? Пер? Нет, так не может быть. Во-первых, у его дяди наверняка не было такой длинной лестницы, что она доставала до облаков, когда он чинил крышу, а во-вторых… Ну, и что из того, что Пер божился, когда это тебе рассказывал? Нет, минуточку, молодой человек! Ты посмотри только на свои руки. Боже, на кого ты похож! Ступай немедленно мыться… и чтобы с мылом! Понятно?!
В последние годы родители уже почти привыкли к тому, что умственное развитие их детей все время проверяется и исследуется. В общем-то, это даже удобно: ведь если, к примеру, взять семью, в которой есть телевизор, то окажется, что родители встречаются со своим ребенком, как правило, лишь во время передач, то есть тогда, когда с ними много не поговоришь, так как на тебя сразу же зашикают остальные зрители. Неудивительно поэтому, что родители иной раз не знают о своем ребенке почти ничего — разве что помнят имя и возраст. Плохо представляют они и умственное развитие своего отпрыска, и вот тут-то им и проходит на помощь проверка на научной основе. Если ребенку, скажем, уже восемь лет и он должен идти в школу, то проверку его умственных способностей можно провести при помощи самых разных и очень сложных методов: здесь и так называемые «национальные тесты Б», и всякие проверки на индукцию, реакцию, концентрацию и прочее. Можно, конечно, и упростить проверку: положить перед ним четыре больших, блестящих, новеньких пятака и маленькую, старую, затертую монетку в 25 эре, спросить, какие из монет он хотел бы взять себе на мороженое, и если ребенок выберет 25 эре, то, значит, он не совсем идиот и проверять его больше не нужно.
О том, сколь замечательны перечисленные мною сложные методы, уже написаны целые книги, так что мне тут добавить нечего, и я оставляю за начинающим отцом право самому выбрать метод проверки способностей своего чада. Речь пойдет не об этом. Я хотел бы коснуться здесь другого интересного явления, которое в последнее время встречается довольно часто. (И если так будет продолжаться дальше, то придется принимать какие-то меры.) Я имею в виду манию, которая появляется у ребенка после школьных проверок умственного развития: ему во что бы то ни стало хочется дома проверить способности своих родителей! Вот тут, по-моему, мы стоим на опасном пути.
Я сам был подвергнут такой проверке, и после проведения экспериментов, основанных на строго научной системе, степень моего умственного развития оказалась настолько низкой, что, по мнению руководителя экспертизы, осталось выяснить лишь одно: не следует ли определить меня в некое закрытое учреждение?
Все началось с того, что однажды Бенни, придя из школы, вытащил из своей сумки какие-то бумаги и весело спросил:
— Папа, ты, наверное, и не знаешь, какой у тебя ПИ? — Какой... кто? — ПИ. Показатель интеллектуальности. — Нет, — признался я. — Ну, очевидно, средний или чуть выше, может быть. Взгляд, которым посмотрел на меня Бенни, заставил меня заподозрить, что у него на этот счет были свои соображения. — Нам сегодня рассказывали об определении степени интеллектуальности по системе Бине—Симона, и учитель всех нас проверял. Страшно интересно! Вот я сейчас проверю тебя и маму, посмотрим, у кого из вас ПИ будет лучше. Начнем со 100 очков, и за каждый правильный ответ я буду набавлять 10 очков, а за неправильный — 10 снимать. Если вы наберете по 160 очков, то, значит, вы очень развитые, а если только по 40, то совсем слабоумные. — До чего же это все сложно, — вздохнула Марианна. — Но давайте попробуем. — Итак, — продолжал Бенни, — я называю пять слов, четыре из них обозначают в чем-то сходные понятия, а пятое — нет. Вот первая задача: яблоко, арбуз, апельсин, банан, футбольный мяч. Какое слово лишнее? — Футбольный мяч, — не задумываясь выпалила Марианна. — Банан, — сказал я. Бенни и Марианна удивленно посмотрели на меня. — Ты, наверное, пошутил? — сказала Марианна. — Ведь ясно же, что были перечислены фрукты и футбольный мяч тут вовсе не к месту. — Мама права, — заявил Бенни. — Она получает 10 очков. А что это тебе вдруг пришло в голову сказать «банан»? — Ну, понимаешь, — пробормотал я, — мне казалось, что все дело в форме предмета, а из того, что ты назвал, только банан не круглый. — Попробуем еще раз. Только, папа, подумай как следует, прежде чем отвечать. Итак, вторая задача: лев, антилопа, зебра, воробей, буйвол. Молчи, мама, пусть сначала папа скажет. Я задумчиво потер шею и нахмурил брови. Мне не хотелось опять попасть впросак. — Лев! — сказал наконец я. — Воробей! — быстро сказала Марианна. — Мама опять ответила правильно. У нее теперь 120 очков. А у тебя, папа, только 80. — Лев? — удивленно повторила Марианна. — Да, — пробормотал я, стараясь не встречаться с ней взглядом. — Я рассуждал так, что из пяти перечисленных лев — единственное животное, которое может съесть остальных четырех. Хищник. Но давайте мне следующую задачу, с ней я обязательно справлюсь. Бенни вытащил новую бумажку и прочел: — Голова, шея, шляпа, руки, ноги. Папа отвечает первым. — Ноги! — сказал я. — Шляпа, — сказала Марианна. — Ты опять ошибся. Шляпа — головной убор, а все остальное — части тела. — Ну и что же, — не совсем уверенно возразил я, — ведь из перечисленного только ноги находятся ниже пояса, все остальное — выше. — Боже ж ты мой! — вздохнула Марианна. Я откинулся на спинку стула. — Давайте кончим, пока игра не надоела, — предложил я. — Уже ясно, что мой показатель интеллектуальности равен 70, попробую как-нибудь прожить и с таким показателем. — Нет, остается еще три задачи. Вот, слушай: Вашингтон, Рим, Олесунн, Лондон, Париж. Я видел, что Марианне не терпится сказать ответ. — Ну, говори, — сказал я ей. — Нет, сначала ты, папа, — возразил Бенни. — Вашингтон, — сказал я. — Олесунн, — отпарировала Марианна. — Он просто небольшой город, а остальные — столицы государств. — Правильно она объясняет? — спросил я. Руководитель экспертизы кивнул головой. — И с чего это тебе вдруг вздумалось сказать «Вашингтон»? — с упреком сказала Марианна. — Ты что, совсем не думая отвечаешь, что ли? — Разумеется, думаю, только я считал, что раз Вашингтон в Америке, а остальные четыре города в Европе, значит, он и назван не к месту. Если вы говорите, что это не так, пусть будет по-вашему, но ведь может же человек ошибаться, правда? Вот я и ошибся. — У тебя 60 очков, — объявил Бенни и безжалостно добавил: — На десять очков меньше, чем нужно для недоразвитого. — Будет лучше, если ты не станешь рассказывать об этом соседям, — сказал я Марианне. — То, что происходит у нас дома, никого не касается. А если тебе вздумается поделиться этим со своей матерью, то можешь не рассчитывать на новую шубу. И вот еще что: не смотри на меня такими глазами. Я вовсе не слабоумный. Что мне, подурачиться нельзя? Бенни заглянул в свои записи. — Цифры не лгут, папа, — сказал он. — Вот следующая задача: Фридрих Седьмой, Наполеон, Белоснежка, император Вильгельм, Карл Двенадцатый. Я повернулся к Марианне. — Ты первая или мне отвечать? — спросил я с надеждой. — Отвечай ты, — злорадно сказала Марианна. — Разве можно собраться с мыслями в такой обстановке? — рассердился я. — Что вы на меня уставились? Мешаете только. Отвернитесь и оставьте меня на минуту в покое, чтобы я мог поработать головой. Они отвернулись, и я поработал головой. — Наполеон! — твердо сказал я. — Белоснежка, — вздохнула Марианна. — Объясни. — Белоснежка — персонаж из сказки, а остальные — исторические личности. — Правильно это? — спросил я. Бенни кивнул головой. — А то, что изо всех пятерых только у одного Наполеона была привычка закладывать руку за борт сюртука, не имеет значения? Руководитель экспертизы покачал головой. — Мама впереди, у нее 150 очков, а ты... — А я плевать хотел на цифры! Давай последнюю задачу — и кончим с этим. Бенни достал последнюю бумажку и прочитал: — Кисель, Волга, Эльба, Дунай, Миссисипи. Я почесал за ухом карандашом и задумался. Я твердо решил справиться с этой последней задачей. Хватит уже, и так осрамился. — Я готова! — сказала Марианна. Выписав слова на листок бумаги, я пытался найти ключ к решению этой задачи. И вдруг меня осенило. Ничего не скажешь, задача была хитро придумана, но я ее одолел. Готово! — Ну что? — с жадным любопытством спросила Марианна. — Не скажу. Вам только скажи, как вы тут же все перевернете по-своему и ты окажешься права со своей Миссисипи. — Да я и не думала говорить «Миссисипи»! — Небось потому только, что я раньше сказал. А сама наверняка хотела сказать, Миссисипи — единственное из перечисленных слов, в котором четыре «и». — Это не имеет отношения к задаче, — сказал Бенни. —Ну, значит, вы бы тогда сказали, что это единственное слово, в котором три «с», знаю я вас! Но меня на эту удочку не возьмешь, вот что я вам скажу. Я буду бороться за свою Волгу, как бы вы ни говорили, что ответ — «Миссисипи». — Да нет же! Кисель, конечно, кисель! Это же продукт питания, а все остальное— реки. Что это тебе взбрело в голову, что ответ должен быть «Волга»? — Марианна была почти в отчаянии. — Ответ для ненормального, — сказал Бенни. — А почему ты так решил, объясни? Я отказался отвечать. И до сих пор, до выхода в свет этого моего воззвания ко всем отцам — не позволять детям определять ПИ главы семьи, — я сохранил решение этой задачи в тайне: Волга — единственное из пяти слов, которое станет женским именем, если от него отнять первую букву и вставить мягкий знак в середину. Это дает мне 10 очков, которых, вероятно, как раз достаточно, чтобы оставаться на свободе, пока медики не найдут какой-нибудь микстуры для развития интеллекта и она не будет продаваться в аптеках по сходной цене.
Перевод с норвежского Ю. ПОСПЕЛОВА