Мы — сталкеры. В прицеле неведомого. Авторский сборник
Шрифт:
Я поначалу даже вскипел, услышав такие речи, но быстро остыл. Ведь у нас наметился диалог, мы уже сели за стол переговоров, так что следовало развить успех:
– Что это за место, дружище? Чем оно отличается от прочих?
– Я не знаю.
Ответ Орфея меня, мягко говоря, удивил.
– Не знаешь? – Улыбаясь, мол, шутку юмора оценил, я перевел взгляд на Турка, который лишь покачал головой, затем – на Панка, и тот развел руками, в одной из которых был автомат. – Вам нужно оказаться в локации под названием «Лифт», и ради этого вы готовы рисковать нашими жизнями, но вы не знаете, куда идете?
– Точно так, да, – заверил меня Турок.
– Наверное,
– М-мать моя женщина! Черт! Твою мечту! – со злости я врезал кулаком по ближайшему дереву, пребольно, до крови ободрав кожу с костяшек. – Вы точно все тут безумцы! Вы что, еще не поняли, куда мы попали?! Это не центральный парк, где можно под ручку с подружкой прогуляться, мороженого покушать! Полигон, он… он как бы живой, он следит за нами, и мы живы еще только потому, что ему забавно за нами наблюдать, а станет скучно – он прихлопнет нас, как надоедливых комаров! А вы ведете себя как маленькие дети! Еще и меня в это втравили!
Они молча смотрели на меня, и в их глазах я не видел ни капли сожаления о том, что они натворили, никакого вообще раскаяния. Парни были полны решимости закончить начатое и, хоть это было глупо и противоречило законам логики, топать к чертовому «Лифту», чем бы он ни был.
– Еще раз спрашиваю: что такое «Лифт»?! – Я отказывался поверить, что они не знают.
Но они действительно не знали.
И я смирился с этим и достал из вещмешка карту, а из кармана – телефон, экран которого по-прежнему высвечивал неизменные 42% заряда, и забил в GPS-навигатор координаты столь желанного для троицы топонима. Согласно его показаниям, все это время по приятному стечению обстоятельств мы двигались исключительно в верном направлении вдоль одной из пунктирных линий, обозначенных на карте.
– У тебя телефон тут работает? – удивился Турок. – А у меня нет, вырубился.
Орфей и Панк тоже выразили свое удивление по этому поводу, потому что их средства связи приказали долго жить и не кашлять.
Я же посчитал излишним объяснять парням, откуда у меня этот девайс и в чем его главное отличие от прочих смартфонов, когда-либо и где-либо произведенных на планете Земля. Это моя им маленькая месть за то, что мы идем незнамо куда незнамо зачем.
– Так-с, братишки, – спрятав телефон и карту, неожиданно для себя я решил поиграть в демократию, – предлагаю дальше двинуть по кабаньей тропе. Она шире, ну и вообще…
И неожиданно для меня мою игру поддержал Орфей.
– Кабаньи тропы кто только не использует, – возразил он. – Мало ли какие хищники по ним шастают. Да и сами кабаны – твари еще те. А медведи по своей тропе еще нескоро пойдут, у них сегодня пир на весь мир.
Это он так тонко намекнул, что мама-медведица с косолапыми детишками уже наверняка грохнули кабана и сытно им трапезничают, а потому магистраль временно свободна.
И вот надо было нам послушать Орфея, а?!
Но как же красиво он пел про то, что по медвежьей тропе ходить не только удобно, но и безопасно, надо только погромче трещать сучьями, а то и вовсе песни петь, чтобы отогнать зверье. И если у меня получилось уговорить троицу не шуметь, потому что так зверье мы не испугаем, но только привлечем, то заставить отказаться от натоптанного в густом непроходимом лесу шоссе я – увы мне! – не сумел.
Вот мы и пошли, слегка пригнувшись, потому как ветки над ними смыкались на высоте полутора или чуть больше метров.
Ну
На Полигоне иначе не бывает.
Глава 5
Благослови меня!
Он спал, когда это случилось.
Во сне ухмыльнулся и щелкнул зубастыми челюстями. Клыками, выпирающими из-под тонких губ, он запросто разгрызал берцовую кость. В воздухе резче запахло тухлой рыбой, когда прямо из-под ногтей с тихим, едва различимым шелестом выдвинулись полупрозрачные когти – будто кто-то воткнул ему в кончики пальцев длинные узкие рыбьи кости. Да и вообще по всей его коже тут и там, точно из-за дерматоза, шелушилась чешуя.
Чувствуя возбуждение, он сел на груде вонючих шкур, долгие годы служившей ему одинокой постелью, и почесал шрам над небольшим бугорком у себя на плече. Один из многих таких шрамов и бугров у него на теле. Там, под кожей, были вживлены различные приборы, помогающие не только выживать на Полигоне, но и быть тут самым сильным, самым страшным убийцей.
Чтобы окончательно прийти в себя, мотнул рогатой головой.
Сначала ему показалось, будто он что-то почувствовал, но потом… Сознание скользнуло по невидимой тонкой нити, связывающей его посредством Полигона с тем, кого он давно ждал, и добралось до сосны неподалеку от Стены. Кора этого дерева впитала в себя кровь и кожу врага и подала сигнал.
– Ка-ак-кой ж-же ты г-глупый, ум-мник, – осклабился он, и сквозь его тонкие губы меж острых клыков наружу выскользнул длинный змеиный язык, раздвоенный на конце. – Ж-жалк-кий чел-ловеч-чишка, т-ты в-вернулся. Я знал, что т-ты в-вернешьс-ся. И т-теперь я уб-бью т-тебя. Я в-вырву т-твое с-сердце и с-сожру его!!!
За один прыжок с места он пролетел через всю свою берлогу, а это чуть более шести метров. Ведь он лишь отдаленно был похож на человека, и с каждым годом на Полигоне это сходство становилось все менее явным. Он все реже ходил на двух ногах и давно уже не прикрывал тело одеждой. Он почти что разучился говорить, потому что общаться, используя человеческую речь, ему было не с кем. А еще он позабыл, как это – стрелять из автомата Калашникова, и потому его уже нельзя было назвать хомо сапиенсом.
Да он и не претендовал стать в одном ряду с теми, кто был слабее его.
Цокая когтями на пальцах ног – только босиком, никакой обуви! – он отправился к дубовым стволам, возвышавшимся посреди обугленного закопченного цеха Заводома. Тотемы его народа, его идолы, представляли собой очищенные от коры древесные стволы, на которых отлично просматривалась искусная резьба: бородатые лица, четырехпалые руки и сложные орнаменты. Побеги-корни тотемов вгрызлись в пол, выложенный чугунными плитами, поломали его, чтобы добраться до плодородной почвы, именно поэтому в них до сих пор непостижимым образом теплилась жизнь. И он помнит еще то время, когда на верхушках тотемов распускались нежно-розовые цветы. Уж чего не могло быть на дубе, так это цветов, но ведь это было! Было!
Он опустился на колени перед тотемными столбами и мысленно поблагодарил духов Полигона за то, что даровали ему жизнь и сделали его таким, какой он есть: изменили его тело и сознание настолько, что он отлично чувствовал себя там, где никто не смог бы продержаться и полминуты.
В цехе до сих пор пахло гарью. Он вдруг отчетливо это почувствовал, хотя, казалось бы, давно уже должен был привыкнуть к этому запаху смерти. В тот день, когда враг привел сюда убийц и уничтожил народ Заводома, здесь все пылало…