Мы - сталкеры. Загадки Зоны (сборник)
Шрифт:
Один, бывший боевик из «Правого сектора», и другой, львовский полицейский, приволокли Тагила в комнату с комсомольскими вымпелами и плакатами, подвесили его на тросике к решетке окна и стали методично избивать. После того, как один схлопотал ногой в живот и растянулся на полу, а другой получил два хука в табло, их осторожность удвоилась, гнев утроился, а руки сталкера сцепили наручниками за спиной. Теперь он болтался готовой к употреблению грушей, а вояки спорили, какую казнь ему применить, периодически отвлекаясь почесать о Тагила
– Капитан вызывает. Срочно, – раздалось из коридора.
– Мля-я, че там за шухер? – прогундосил сержант, врезал коротким прямым Тагилу под дых и повернулся к рядовому, расправляя рукава черной водолазки. – Я ща, быстро. Без меня не смей его хайдокать! Понял?
– Е-е-сть.
– И не подходи один, а то опять выкинет финт какой-нибудь. Все, я пулей.
Сержант прихватил автомат, стоявший у двери, и вынырнул из комнаты со словами:
– Вестовой, мать твою! Ты где-е?
Рядовой повернулся к сталкеру с довольной рожей и ухмылкой:
– Ну что, козел, влип? Я ща обмотаю руку тряпкой, чтоб не так видны были следы, а сам отбивную маненько поделаю. Ты уж потерпи, сталкерок! Я махом.
– Ты-то пошто, чмо, так ненавидишь нас? – сплевывая кровавую слюну, спросил Тагил.
– За чмо ты, бедуин херов, ща ответишь. А вот насчет ненависти…
Договорить он не успел. Руки его дернулись, лицо исказилось в гримасе боли и ужаса. А еще удивления.
Удивился и Тагил. Да так, что чуть не оборвал сцепку тросика, держащего его в позе струны.
Бывший львовский коп оглянулся на дверь, куда уставился подвешенный сталкер. И тут Тагил перевел взгляд на спину вояки и рукоятку тяжелого десантного ножа, торчащего между лопаток. Солдат рухнул на пол и замер.
В дверном проеме стоял Бодайбо и улыбался одними глазами:
– Эй, дружище, ты чего тут устроил распятие Христа?
С этими словами он прикрыл дверь, просунул в скобу ручки магазин «калаша» и кинулся к другу.
– Бода-а-й-б-о-о! Спасибо, друган. Ты нашел… ты услышал нас, – радостно простонал сталкер и зашелся в кашле.
Свет в старых лампах коридора мерцал и прерывался, превращая темные помещения в подобие дискотечного зала. Пятеро людей в зеленом камуфляже, увешанные оружием и прочей снарягой, стояли напротив взвода гастарбайтеров в рваных фуфайках, «алясках» и тройных свитерах с охотничьими ружьями и карабинами.
И неизвестно еще, кто бы победил в возможной мясорубке – те пятеро спецов с пулеметами и автоматами или тридцать один чел с дробовыми обрезами. Но как показывает жизнь, часто главное оружие – слово.
Верх взял Фига, объяснив расклад и позицию анархистов по отношению к «Бастиону», НИИ и смуглым узкоглазым друзьям из южных стран мира. В свою очередь, Палас и Пончик тоже поупражнялись в красноречии, доказывая, что они здесь уж точно не враги «Анархии», а притопали за одной херней, томящейся в недрах НИИ. Их вид и сленг подтверждали правдивость сказанного.
Фига взглянул на Зрячего, ища поддержки у него. Тот крякнул, шмыгнул носом и посмотрел на Пончика:
– Пончик, я тебе вольную дал? Дал. Оружие вернул? Вернул. Вывод?
– Все люди – братья! – ответил толстяк, держа РПД-42 за сошки и приклад, но палец убрав со спускового на дужку скобы. Это заметил следопыт «Анархии».
– Во-о-т. Молодец! Теперь поясни это своему старшому и расходимся, пока сраные фанатики с АЭС не кинули в нашу толпу пару гранат.
Его слова и напоминание о «Бастионе» сделали свое. Азиаты расслабились, а Палас сплюнул, как заправский ковбой и произнес:
– Лады, братва! Не вам, не нам. Разбежались по-тихому. Друг другу не мешаем, не встреваем, не нервируем. Ваших наемников не видели по чесноку. Сталкеров тоже. Хотя один дятел нам ночевку в детсаду испортил – поспать не дал и припасы пожег. Рожу, жаль, не разглядел, а так бы навечно сфотографировал его. Может, и ваш! Зато рубака Чертежник, кажись, объявился. Моих десяток покрошил за не фиг делать. Рессорой точеной. Падла.
– Чертежник? Ого. Он жив? Я думал, это легенда! Небылица, – скривился от недоумения Шишка.
– Видать, реально мужик живучий! – шепнул Зрячий.
– В натуре, мужики! Сам видел его, – добавил Палас, опустил ствол и усмехнулся. – Джек-Потрошитель, мля. Урод однорукий.
– Кончай базлать! – отозвался Палыч, самый пожилой из всех. – Я видел его, знавал. Не хер его крыть словом дохлым. Мужик, что надо! За дочурку, за жинку свою мстил и пятьсот раз переболел трагедию свою. И помирал столько же. Не нам… слышь, не нам его финты мусолить.
– Да ладно тебе!
– Тише. Все, пацаны. Реально, время – вода. Ну, чего порешили? Вместе или порознь?
– Что? НИИ или до хаты?
– «Бастион» мочить одной кодлой будем? Поможете?
– А вы нам?
– Мы стопудово. Одна тема, один хабар. Да и секте этой жопу на черепа пора натянуть! Прально грю, бойцы?
– А то!
– Можно!
– Попробуем, старшой!
– Ха. Ну, тады баско! Я за. Нам хорошие стволы и крутые пацаны в Зоне не поперек. По рукам?
– Давай, паря.
Вот так и поговорили калининградский блатняк и анархисты Армейских баз, и переместились в другое помещение для обсуждения дальнейших действий.
Снаружи громыхнул взрыв и застучала турель, стопроцентно дав понять, что кто-то где-то влип.
Командир квада склонился над телом Хазара и что-то шепнул. Побелевшие костяшки пальцев и играющие на щеках желваки, отчетливо проступающие даже под недельной щетиной, говорили о несказанном расстройстве и об откровенной скорби по поводу утраты бойца.