Мы вас построим
Шрифт:
Мори не отвечал, но я чувствовал его присутствие на том конце провода.
— Мне жаль, что я тебя разбудил, но мне надо было сказать тебе это.
— Луис, — ответил наконец Мори, — ты болен психически. И знаешь, что я собираюсь сделать, дружище? Я сейчас звоню доктору Хорстовски.
— Зачем?
— Чтобы он перезвонил тебе в отель.
— Как хочешь. Я вырубаю телефон.
Я повалился без сил на постель. Я был уверен — он сдержит свое обещание. И, действительно, через двадцать минут, где-то около половины второго, телефон снова зазвонил.
— Алло, — отозвался я.
Далекий голос произнес:
— Это
— Луис Розен слушает.
— Мне звонил мистер Рок, — долгая пауза. — Как вы себя чувствуете, мистер Розен? Мистер Рок говорил, что вы чем-то очень расстроены.
— Послушайте, вы всего-навсего государственный служащий, и это вас не касается, — ответил я. — У меня с моим компаньоном Мори Роком произошла ссора, только и всего. Сейчас я приехал в Сиэтл, чтобы присоединиться к более солидной и процветающей организации. Помните, я упоминал Сэма Барроуза?
— Я знаю, кто это.
— Вот и прекрасно. Это что, ненормально?
— Да нет, — ответил Хорстовски, — если так смотреть на вещи.
— А про пистолет я сказал Мори просто, чтоб позлить его. Послушайте, доктор, уже поздно, и я немного устал. Поверьте, иногда при разрыве партнерских отношений возникают психологические трудности. — Я подождал, но Хорстовски никак не реагировал. — Думаю, я сейчас пойду спать, а когда вернусь в Бойсе, возможно, загляну к вам. Все это очень тяжело для меня. Вы ведь слышали, что Прис тоже ушла от нас в «Барроуз Организейшн»?
— Да, я поддерживаю связь с ней.
— Она потрясающая девушка, — сказал я. — И, знаете ли, доктор, я начинаю подумывать, что влюблен в нее. Такое возможно? Я имею в виду — для человека моего психологического склада?
— Думаю, это вполне допустимо.
— Так вот, я уверен: именно так и произошло. Я не могу без Прис — вот почему я в Сиэтле. И еще: насчет кольта это все ерунда. Можете передать Мори, если мои слова его успокоят. Я просто хотел, чтоб он поверил в серьезность моих намерений. Вы поняли меня?
— Да, вполне, — ответил доктор Хорстовски.
Мы побеседовали еще, но так ни к чему и не пришли. Наконец я повесил трубку и задумался. Не исключено, что скоро здесь и впрямь объявятся копы или парни из ФБПЗ. Лучше не испытывать судьбу.
Так что я начал как можно скорее складывать вещи. Побросав одежду в чемодан, я спустился вниз на лифте и у стойки портье потребовал счет.
— Вам не понравилось у нас, мистер Розен? — спросил тот, пока девушка-помощница заполняла счет.
— Нет, все в порядке, — успокоил я его. — Просто мне, наконец-то, удалось связаться с человеком, ради которого я сюда приехал. И он предложил мне переночевать у него.
Я оплатил счет — вполне умеренный — и подозвал такси. Швейцар помог донести чемодан и погрузил его в багажник, это стоило мне еще пару долларов. Минутой позже мы уже катили в плотном потоке машин.
Проезжая мимо вполне приличного современного мотеля, я заприметил место и через несколько кварталов попросил водителя остановиться. Расплатившись, я вернулся к гостинице. Объяснил владельцу, что моя машина сломалась — якобы я проездом в Сиэтле, по делу — и зарегистрировался под именем Джеймса У. Байрда, это было первое, что пришло мне на ум. После чего уплатил вперед восемнадцать с половиной долларов и, получив ключ на руки, отправился в комнату номер 6.
Помещение оказалось довольно приятное — чистое и светлое — как раз то, что мне надо. Так что я сразу же улегся и позволил себе заснуть. Теперь они меня не достанут, сказал я себе, проваливаясь в сон. Я в безопасности. А завтра я разыщу Барроуза и сообщу ему потрясающую новость — что я перехожу на его сторону.
А затем, помнится, подумал: «Теперь я снова буду с Прис». Мне предстояло стать свидетелем расцвета ее славы. Я буду рядом и все увижу своими глазами. Может быть, мы поженимся. Я обязательно расскажу ей о моих чувствах, о том, как люблю ее. Она, должно быть, невероятно похорошела, подумал я. Недаром Барроуз прибрал ее к рукам. Но если он вздумает состязаться со мной, я сотру его в порошок. Распылю неведомым науке методом. Я не позволю ему стоять у меня на пути. Шутки в сторону.
Раздумывая так, я заснул.
В восемь утра меня разбудило яркое солнце, заливавшее комнату и мою постель — с вечера я забыл задернуть занавески. Я выглянул в окно: припаркованные машины ярко блестели на солнышке — день обещал быть приятным.
Я пытался вспомнить свои мысли прошлой ночью. Постепенно память вернулась ко мне: дикие безумные планы убить Барроуза и жениться на Прис при свете дня казались полным бредом. Мне было стыдно. Очевидно, подумал я, в момент засыпания человек вновь возвращается в далекое детство с его необузданной фантазией и отсутствием контроля.
Пережитый ночью амок [20] не изменил мои планы: я пришел вернуть Прис, и если Барроуз станет на моем пути — тем хуже для него.
Сейчас, при свете дня, я попытался призвать на помощь здравый смысл: прошлепал в ванную и долго стоял под прохладным душем. Увы, эти благоразумные меры не рассеяли морок. Я просто решил переработать свои планы так, чтоб они стали более убедительными, рациональными и практичными.
Прежде всего необходимо было выбрать правильную линию поведения в беседе с Барроузом. Я ни в коем случае не должен обнажать свои скрытые мотивы и истинные чувства. Следовало запрятать поглубже все, что касалось Прис. А вместо этого говорить о своем желании получить место в «Барроуз Организейшн». Я мог бы участвовать в создании симулякров — знания и опыт, полученные за годы работы с Мори и отцом, тут очень пригодились бы. Но ни слова, слышишь, ни намека на Прис! Ибо если только Барроуз заподозрит что-то…
20
Амок — психическое заболевание, выражающееся в приступообразном расстройстве сознания; после кратковременного нарушения настроения больной пускается бежать, уничтожая все встречающееся на пути.(Прим. перев.)
Мой враг ловок и хитер, думал я про себя, но он не умеет заглядывать в мысли. А я не выдам себя, не позволю прочесть их на моем лице — для этого опыта и профессионализма у меня хватит.
Я практиковался во время одевания, пока завязывал галстук перед зеркалом. Мое лицо оставалось абсолютно непроницаемым, никто не догадался бы, что сердце внутри разрывалось на части. Мое бедное сердце, источенное, изъеденное червем желания, имя которому — любовь к Прис Фраунциммер, Вуменкайнд или как бы она себя ни называла…