Мы верим в наше призвание
Шрифт:
Стержневым на кафедре стало изучение истории социально-экономического развития России. Однако и для тех, кто занимался политической историей, были созданы благоприятные условия, позволяющие им реализовывать свои исследовательские замыслы. Под руководством В.Г. Тюкавкина оживилась научная жизнь кафедры. В обсуждении докладов, диссертаций, статей участвовали ученые разных специальностей. Нередко свежий взгляд «феодала» на ту или иную проблему более позднего периода вносил соответствующие коррективы в ее
Полемика всегда полезна, а когда она ведется в кругу тех, кто занимается разными этапами истории, полезна вдвойне, ибо способствует цельному восприятию исторического процесса, не дает замкнуться в рамках узкой специализации (последнее крайне нежелательно для преподавателей высшей школы). Лучший воспитатель – научно-педагогическая среда с присущими ей атрибутами эрудиции, культуры, академической подготовки, с трепетным отношением к науке и образованию.
На кафедре Виктора Григорьевича среда была весьма взыскательна, что благотворно сказывалось на научном росте каждого члена кафедры, а также на учебно-воспитательном процессе в целом. В лице Виктора Григорьевича Тюкавкина мы имели едва ли не эталон заведующего кафедрой. Он отличался не только своим научно-организаторским талантом, но, что весьма важно, идущим из глубины его души миролюбием, деликатностью и тактом, что не мешало необходимой для руководителя взыскательности и строгости, которые облекались в присущую только Виктору Григорьевичу форму товарищества и сотрудничества.
Д.С. Бабурин говорил, что у него есть способный, но очень строптивый ученик – Эрнст Михайлович Щагин (1933–2013). Строптивость его характера в полной мере ощутили мы с Алексеем Владимировичем. А.В. Лубков под научным руководством Э.М. Щагина защитил кандидатскую и докторскую диссертации, а автор этих строк – докторскую. Несмотря на «закидоны» нашего шефа, мы его любили, ибо знали, что эти «закидоны» в конечном итоге нам во благо.
В 1978 году Э.М. Щагина избрали деканом исторического факультета. Двумя годами позже я был избран секретарем партийной организации истфака. Работали, как говорится, рука об руку. Однако спокойной жизни не получилось. Э.М. Щагин решил расформировать кафедру марксизма-ленинизма, существовавшую на истфаке в течение десяти лет. Причина была одна: кафедра, как убежденно высказывался на ученых советах и партсобраниях декан, несостоятельна в научном плане, поскольку объединяет преподавателей близких, но разных специальностей, кафедра аморфна и не может должным образом обеспечить не только соответствующую специализацию студентов, но и уровень общих лекционных курсов. Споры кипели жаркие. Припомнили и слова Щагина о том, что нет такой науки марксизм-ленинизм, а есть история КПСС, истмат и диамат, политэкономия.
В партийные инстанции пошли анонимные письма, в которых Э.М. Щагина и некоторых его коллег, в частности меня, как секретаря парторганизации, обвиняли то в троцкизме, то в приверженности к иным антиленинским идеям. Партсобрания на факультете длились по 5–6 часов. В конце концов кафедру марксизма-ленинизма на истфаке упразднили. Однако убрали и строптивого декана. Меня командировали на два года в Монголию. Перед отъездом я встретился с Лубковым. Алексей Владимирович с улыбкой сказал, что разрозненные, но непокоренные части Щагина организованно отступали в Монголию, по аналогии с казаками атамана Дутова. Посмеялись… Впрочем, жизнь в Монголии оставила у меня самые добрые впечатления.
В 1983 году на факультете была образована кафедра истории СССР советского периода (ныне – новейшей отечественной истории), и ее заведующим избрали Э.М. Щагина, который руководил ею вплоть до ухода из жизни. За более чем 20 лет существования кафедры на ней подготовили и успешно защитили докторские диссертации 28 преподавателей различных вузов РФ, а кандидатские диссертации свыше 65 аспирантов и соискателей. Среди них звучные имена ректоров педвузов, деканов, заведующих кафедрами и других.
Э.М. Щагин, как и В.Г. Тюкавкин, специализировался на аграрной истории России. Его вклад в историческую науку отражен в статьях и монографиях по отечественной историографии. Скажу лишь, что без преувеличений он входил в элиту российских историков.
В судьбе В.Г. Тюкавкина и Э.М. Щагина много общего. Их объединяла семейная трагедия. Когда Виктор Григорьевич и Эрнст Михайлович были подростками, их отцов расстреляли в 1938 году как врагов народа. Во второй половине 1950-х годов реабилитировали. Однако тогда их сыновьям приходилось пробиваться в науку через нищету семей врагов народа, предвзятое отношение, косые взгляды и прочее. Они все преодолели. Характерно, что ни Тюкавкин, ни Щагин не озлобились, не чернили родную историю, а ее советский период относили к героической эпохе российской действительности.
Вакханалию очернительства истории в 1990-е годы устроили не те, кто действительно пострадал от сталинских репрессий, с лихвой хлебнул горя, а те, кто кормился партийными пайками, жил в комфортных квартирах и загородных домах. Например, генерал-полковник профессор Д.А. Волкогонов (1928–1995), входивший в партэлиту, вещавший по телевизору о советском патриотизме, «переобулся» и споро побежал по дороге антисоветизма, писал книги о Ленине, до неузнаваемости искажая его образ. Волкогонов и ему подобные призывали нас выдавливать из себя по капле психологию рабов. Они выдавили ее из себя, но в их душах осталась пустота и мерзость запустения.
Конец ознакомительного фрагмента.