Мы все - осетины
Шрифт:
— Пойдем, — дернул меня за рукав Руслан. — Пойдем, здесь не далеко… посмотрим…
Не знаю, что хотел он увидеть, но я понял вдруг в тот момент, что это правильно. Да, мы должны были быть сейчас там, рядом с церковью откуда несся тревожный перезвон, точно так же, как в старь, когда таким вот набатом с колоколен оповещали людей о нашествии врага, пожарах и прочих бедах, призывая сплотиться у церкви, напитаться силой от главного источника веры. И победить, выстоять, не поддаться врагу…
Руслан почти бежал, ловко перепрыгивая через завалы и горы какого-то мусора, не сбавляя темпа нырял в дыры заборов, огибал полыхающие развалины. Я еле поспевал за ним, но старался изо всех сил, точно сейчас не было в жизни ничего важнее, чем добраться до исходившей призывным звоном церкви.
— Вот она!
Ополченец остановился так
— Туда смотри!
Неохотно оторвав глаза от золоченных куполов с венчающими их крестами, я проследил за его тычущим вовсе в другую сторону пальцем. На противоположном конце площади стояли несколько крашенных камуфлированными разводами грузинских БТРов. На головном плескаясь в потоках утреннего ветра развевалось белое полотнище с пятью красными крестами — грузинский государственный флаг. БТРы были странные, незнакомой мне формы, приземистые, с торчащими над похожими на приплюснутые сверху утюги телами хищно вытянутыми стволами крупнокалиберных пулеметов. Впрочем сейчас грызуны явно чувствовали себя в полнейшей безопасности. Пехота толпилась у БТРов, что-то обсуждая, многие расслабленно курили. Оружие наготове не держал никто. Они уже считали себя хозяевами этого города, и никого здесь не опасались. Судя по всему их внимание тоже привлекла церковь. Сквозь открытые двери прихода были хорошо видны сбившиеся внутри плотной группой женщины, прижимавшие к себе испуганно озиравшихся детей. Грузины показывали на них пальцами, переговаривались громкими возбужденными голосами. Даже с того расстояния на котором от них находились мы видно было, что глаза их блестят ненормальным матовым блеском, а по шарнирной гибкости движений, я безошибочно определил, что большинство из них под наркотиками. Навидался в свое время такого в богемных тусовках, так что человека под кайфом могу срубить сразу, даже на солидном расстоянии, даже в толпе. Среди грызунов, таких было чуть ли не две трети. Для храбрости что ли наширялись перед атакой?
Вот только наркота, она наркота и есть, человек под ней сто процентов неадекватен, да еще мощный стресс от реального боя, неизбежно наложившийся на и так оглушенный мозг. Ой, боюсь не случилось бы здесь чего… Сердце тревожно сжалось, и я вдруг ясно увидел его, того человека в телесной оболочке которого сегодня решил воплотиться сам дьявол. Он шел от дальнего БТРа, шел развинченной вихляющейся походкой, сгибаясь под тяжестью спарки «шмелей». Я ткнул локтем Руслана, показывая ему на привлекшего мое внимание грузина.
— Вижу, — прошипел сквозь зубы напарник, следя за болтающейся из стороны в сторону фигурой пристальным взглядом.
Грузин тем временем, бесцеремонно распихав стоявших у него на дороге солдат вышел вперед и пьяно хохоча принялся целить из «шмеля» в колокольню.
— Эй, мужик! — по-русски окликнул он занятого своим делом звонаря. — Можно я тоже разок звякну! Только я буду звенеть отсюда, боюсь высоты!
Не знаю, слышал ли его бородатый, но только он и ухом не повел,
— Вот как? — деланно обиделся грузин. — Не хочешь со мной говорить? Или не слышишь? Ничего, сейчас я тебе уши прочищу!
Сзади одобрительно засмеялись его товарищи.
— Давай, Вахтанг! Покажи им как умеют бить в колокола грузины! Только подальше отойди, а то еще нас заденешь!
Пошатываясь грузин обернулся к толпящимся у БТРов солдатам, уставив прямо на них раструб готового к бою «шмеля». Заходясь пьяным смехом, бойцы принялись приседать в притворном испуге, делая руками карикатурные отстраняющие жесты. Им было весело.
— Не учите отца делать детей, тупые ослы! — подбоченясь и удерживая спарку одной рукой заявил им с апломбом огнеметчик.
— Спорим на пять баксов, с одного раза не попадешь! — тонко пискнул кто-то из толпы.
— Кто это сказал?! — уже не наигранно взбесился солдат. — Кто? Ты, Реваз?
— А хоть бы и я! — пропищал тот же голос. — Все равно не попадешь! Ты — мазила!
— Ах так! — судя по голосу огнеметчик был просто вне себя от ярости. — А ну смотри сюда!
Он стремительно развернулся. И в тот же миг я не услышал, а скорее просто почувствовал, кожей ощутил движение сбоку. Руслан вскинул к плечу автомат, припав щекой к прикладу.
— Руслан, нет! — дернул я его за рукав. — Не вздумай! Не надо! Они нас не выпустят! Даже не думай об этом!
— Но эта сука…
— Брось, он промажет! Ты же видишь, он обдолбан по самые брови! В нем наркоты больше, чем во всей Чуйской долине. Ему ни за что не попасть!
Что-то ворча себе под нос, ополченец неохотно опустил автоматный ствол, продолжая пристально всматриваться в стоящего посреди площади грузина. Жесткий прищур его глаз ничего хорошего тому не обещал.
— Премия в сотню баксов от меня лично, если попадешь в колокольню с первого выстрела, — разнесся над площадью громкий уверенный голос.
Я невольно вздрогнул, крепче сжимая в руках автомат, слишком знакомые интонации вдруг послышались мне в произнесенных словах. Я уже слышал их, правда давно, но с тех пор они слишком часто преследовали меня в кошмарных снах, я просыпался от этого голоса среди ночи и скованный ужасом лежал тупо вглядываясь в белеющий сквозь тьму потолок, произнесенные им слова пойманными рыбами бились в стенки моего черепа. «Выходи, генацвале, — раз за разом повторял этот голос. — Приехали! Конечная остановка!», а потом мне в лицо сверкала широкая белозубая улыбка. Улыбка поверх смотрящего прямо в глаза пулеметного ствола. Так, наверное, улыбается сама смерть, без гнева и жалости, с азартным веселым куражом…
Столпившиеся у БТРов грузины почтительно расступились пропуская вперед мужчину с властно вскинутой головой и горделивой осанкой человека, привыкшего командовать. Я почувствовал, как сердце мое глухо ухнув куда-то вниз, вдруг остановилось, и лишь через несколько томительно долгих секунд вновь забилось в двойном, а то и в тройном темпе гоня по жилам до предела насыщенную адреналином кровь. Да, это несомненно был он. За прошедшие годы он несколько погрузнел, волосы почти полностью поседели, а лицо покрыла сеть суровых глубоко прорезавших кожу морщин. Но все же это был он, и та же самая азартная улыбка сейчас расплывалась по его лицу даже с такого расстояния сверкая идеально белоснежным оскалом. Грузинский пулеметчик, семнадцать лет назад державший меня под прицелом на горной дороге, да так с тех пор и поселившийся в моей больной израненной памяти, был снова здесь. Извечный страх, пугающая ночная галлюцинация вдруг обретшая плоть и кровь, воплотившаяся в реального человека. Как завороженный я медленно поднял автомат, ловя в прицельную планку выбеленную сединой голову. Он что-то еще говорил, но я уже не мог слышать слов, бившийся в висках мелкий злой пульс напоенной адреналином крови заглушал все. Только лился с небес набирающий силу колокольный звон, будто даруя мне благословение свыше, предвещая скорое избавление от пожизненного кошмара, долгожданную расплату… Мне уже было наплевать обнаружат ли нас грузинские солдаты, сможем ли мы после этого выстрела оторваться и уйти, повезет ли нам, вопреки всем законам, еще раз… Все это было просто неважно. Важным было только одно: убить эту суку, стереть навсегда с его лица азартную ухмылку победителя, вычеркнуть его жирной чертой из этой жизни…