Мы все умрём. Но это не точно

Aris me

— Антонин, — тихо и вкрадчиво позвал его Малфой. У неё возникло ощущение, что его голос звучал, как сквозь толщу ледяной воды. В ушах шумело, в глазах предательски щипало. Гермиона не могла поверить, что это всё сейчас происходит именно с ней. Что она действительно сидит на коленях у Долохова и позволяет ему себя трогать.

— Щенок, можешь передать своему отцу, что я благодарен за подарок.

Она старалась абстрагироваться от ощущений на своей коже и напряжённо следила за Драко. Весь её мир сконцентрировался лишь в нём одном. Малфой сидел, плотно сжав челюсти, на виске пульсировала жилка, но по его лицу ничего нельзя было понять. С палочкой в

руках ему не требовался прямой зрительный контакт, просто находиться в достаточной близости к объекту. Их разделял только журнальный столик из красного дерева, и у Малфоя было лучшее зрительское место на этом представлении. Ярд — достаточно для тебя близко, Драко? Воспользовался ли ты уже легилименцией? Попкорн захватил, хорёк?

— Люциус хочет точно знать, что ты всё ещё на нашей стороне, — медленно произнёс Драко и лениво перекатил в пальцах палочку. — И всё ещё предан Лорду, как и прежде.

Долохов хрипло рассмеялся, и его смех напомнил ей грызню уличных собак ночью на пустыре. Он опустил свободную руку на обнажённое бедро Гермионы и легонько погладил. Этот его жест оказался на удивление нежным, даже по-хозяйски ласковым. Она стиснула зубы, чтобы не издать ни звука. Лучше б он дальше спокойно сидел, пил свой огневиски и держал свои руки при себе.

— Наш Лорд почил, и все заботы о несчастных детях его легли на плечи мои, щенок, — Антонин печально вздохнул, словно сожалея о своей нелёгкой доле. — И не я теперь должен выказывать верность, а вы. Именно вы, заблудшие сыны отца нашего, должны доказывать свою верность мне.

— Мы можем его вернуть, — голос Малфоя звучал ровно и бесстрастно, а взгляд показался каким-то отстранённым. И Гермиона насторожилась: неужели наконец-то процесс пошёл?

— Наш Лорд бессмертен, и это истина. Его дух, его природа и суть его всегда рядом с нами и в наших сердцах. Достоин ли ты его благословения — вот вопрос. Раскрой ему сердце своё и помыслы свои. Тогда, возможно, ощутишь его длань на своём плече, да снизойдёт на тебя благодать, и узришь тогда ты истинное чудо воскрешения его.

Драко утомлённо провёл ладонью по лицу и глухо простонал, будто бы он уже битый час объяснял маленькому ребёнку, что круг — это круг и никак иначе.

— Кончай ломать комедию, Антонин.

Гермионе показалось, что Драко начал терять терпение. Что-то такое проскользнуло в его голосе, что дало ей надежду на скорое завершение всего этого вечера.

Долохов сипло рассмеялся и погладил пальцами по внутренней стороне её бедра, медленно поднимаясь всё выше и выше, пока не дотронулся до края трусиков. Гермиона рефлекторно дёрнулась, но усилием воли подавила в себе порыв вскочить и сбежать.

Душу затопила волна паники — гори оно всё Адским пламенем, пора прекращать это! Она с надеждой взглянула на Малфоя, но его глаза не отрываясь следили за пальцами Антонина. Тот вновь обвёл ими кромку кружевного, тонкого белья и погладил через ткань выемку между половыми губами.

Её спина покрылась холодным, липким потом, а из груди вырвался судорожный вздох. Что ей делать? Хотелось вскочить, оттолкнуть его и сбежать, но тогда бы всё пропало. А если Малфой ещё ничего не узнал, и она просто сорвёт весь их план к чертям? Гермиона слышала в ушах собственное сердцебиение, ощущала мелкую дрожь в теле, но всё равно сдержалась и не дёрнулась. Если она сейчас попробует вывернуться, то просто поставит их жизни под угрозу.

Грейнджер закрыла глаза и решила представить, что эта рука принадлежала Малфою, так было терпимее. Пальцы Антонина скользили

по краю белья, иногда задевая клитор. Неужели он думал, что её это возбудит? Каждое его прикосновение отдавалось нервными импульсами в тело, но в отличие от жаркого томления, которое она испытывала с Драко, сейчас ей было просто отвратительно. Противно до омерзения. Она вспомнила последний их поцелуй с Малфоем, его руки на своём теле, его губы, его запах… Это был тот самый нужный ей, спасительный образ.

Антонин скользнул двумя пальцами под ткань трусиков, и Гермиона внезапно ощутила их на своей голой коже. Он провёл шершавыми подушечками по чувствительным половым губам и слегка надавил. Она судорожно сглотнула и широко распахнула глаза.

Представлять что-либо дальше ей абсолютно перехотелось. Время будто бы замедлилось до доли секунды. Гермиона оцепенела, словно в летаргии, но ощущала она при этом всё до мельчайших деталей: вот его дыхание щекочет шею, вот за спиной чувствуется его горячее, чужое, такое неприятное тело, чьих прикосновений ей вовсе не хотелось. Долохов надавил пальцами сильнее и, несмотря на то, что Гермиона вся сжалась, проник ими внутрь. Сначала совсем немного, потом в один резкий толчок глубже. Грейнджер непроизвольно всхлипнула от сухого, болезненного ощущения, а на глазах выступили слёзы. Она чувствовала его пальцы внутри себя! Его мерзкие, толстые пальцы, которые ей отчаянно хотелось сломать, отрезать и раздробить. Гермиона не пошевелилась и не дёрнулась, просто зажмурила глаза в одном лишь желании, чтобы это всё сейчас же закончилось.

— Совсем сухая, — голос Долохова вновь вернул её к реальности.

Ублюдок ещё в этом сомневается? Он вытащил руку из трусиков, мазнул этими же двумя пальцами по губам и втолкнул ей их в рот, недвусмысленно имитируя своими движениями оральный секс. Она почувствовала свой собственный, солоноватый вкус и давление его грубых пальцев на языке. Гермиону тут же затошнило. Долохов, не обращая никакого внимания на всхлипы, опустил ладонь ей на талию и подтянул поближе, вновь устроив поудобней на своих коленях.

— Она хорошо сосёт?

Да. Действительно важный вопрос.

Гермиона беспомощно взглянула на Драко. Тот лишь раздражённо двинул палочкой, словно прогоняя назойливую муху:

— Понятия не имею. Антонин, ты можешь хоть на секунду сосредоточиться? Отец хочет вернуть Лорда!

Антонин его проигнорировал, просто сжал пальцами её подбородок и развернул лицом к себе, она со злостью взглянула ему прямо в глаза.

— Ты хорошо умеешь сосать, а, девочка? — теперь их разделяла лишь тонкая прослойка воздуха, он дышал на неё удушающим жаром вперемешку с чистым алкоголем, и у Гермионы защипало в глазах от запаха, обиды и унижения. Она стиснула зубы сильнее, не став ему отвечать. Просто из протеста. Ей так хотелось хоть в чём-то ему противостоять. Некоторое время Долохов разглядывал её лицо, до боли сжимая пальцами щеки, потом усмехнулся и с деланной обидой в голосе прохрипел:

— Щенок, она мне не отвечает!

— Ответь на вопрос, — голос Драко звучал раздражённо, будто бы они находились на каком-то светском мероприятии, и его в очередной раз за вечер спросили, не находит ли он чудесной сегодняшнюю погоду.

Взгляд Долохова жадно блуждал по её губам. Казалось, он вот-вот снова попытается поцеловать. Во рту пересохло, Гермиона открыла рот, но голос подвёл:

— Я… — сглотнула вязкую слюну и снова попыталась сказать, но язык словно отёк, набух и отказывался поворачиваться во рту. — Я никогда не делала этого.