Мы здесь живем. В 3-х томах. Том 3
Шрифт:
Я объездил почти всю страну, и везде с водой проблема. Таруса от Москвы в 150 километрах, Чуна в 5000 км, Карабаново в 120-ти. А положение в них одинаковое, во всех отношениях: с водой, с жильем, с продуктами…
В Тарусе и в Карабанове хоть колонки: добрался, нажал на рычаг и наполняй емкости. А в Чуне вот почему-то городские власти предпочитают рыть глубокие, метров по двадцать пять, колодцы и снабжать их ручным приводом – древним воротом. Каждое ведро воды дается трудом и потом. Зимой еще ничего, так как потребность в воде меньше, чем летом, когда вода необходима и на поливку огорода. Выстраивается очередь покрутить ворот. И тянут эту
И ведь живем не в пустыне, а на реках, озерах.
Так что суждено мне в Тарусе таскать на себе воду не только на хозяйственные нужды, но и для сортира. И смирился я с этим. Да и что поделаешь: права не покачаешь, ведь в нашей Конституции пока что не гарантировано гражданам право на пользование водопроводом! Но я был доволен тем, что моя канализация работает безотказно и на приносной воде.
Но очень скоро отравили нам эту радость. Отравили именно те, кто должен бы был приветствовать строительство современных сортиров в городе вместо древних будок: городские власти во главе с самим председателем горисполкома Балыковым.
Сначала явился ко мне инспектор из районного санэпидем-надзора.
– Нам поступил сигнал, что вы незаконно построили канализацию. Я должен проверить, осмотреть.
– Что значит – незаконно?
– Без разрешения исполкома.
– А кто спрашивает на будку во дворе?
– Я пришел не спорить, а осмотреть и дать заключение.
Инспектор попросил меня открыть люк ямы и сам все осмотрел и обстукал арматуриной стены и пол ямы, проверил все в доме и во дворе.
– Все сделано правильно, и никаких нарушений норм и правил нет. – С этими словами он извинился и ушел. Я не придал этому визиту никакого значения, считая это обычной проверкой. И был доволен собой, что все сделал, как надо.
Но недели через две после этого ко мне во двор заявилась комиссия из горисполкома. Пришли они в мое отсутствие, когда дома была Лариса с Пашкой. Пришли и, не сказав ни слова, стали расхаживать по участку и все осматривать. Лариса их увидела в окно, вышла и спросила:
– Кто вы такие и почему без спросу хозяев здесь находитесь?
– Это комиссия исполкома, – ответил ей сам Балыков, – вам предписывается в месячный срок ликвидировать канализацию.
На вопрос «почему?» Балыков ответил: «Как незаконно построенную». На все остальные ее вопросы ответ был один: «Это решение исполкома, и вы обязаны подчиниться».
Уходя, они предупредили, что на днях пришлют почтой письменное извещение об этом решении исполкома.
И точно, скоро мы получили письмо, где мне и предлагалось в месячный срок ликвидировать выгребную яму. Здесь же предупреждали меня, что если я не сделаю этого, то вопрос будет решаться в судебном порядке.
Ломать у меня не поднялась бы рука. Строил сам, своими руками, на свои деньги, строил то, что давно должно быть в каждом доме. И на тебе! Нет уж, пусть сами и ломают, раз им не нравится.
Ровно через месяц опять комиссия в том же составе, и на этот раз я сам дома.
– Почему вы не выполняете решение исполкома? – спрашивает Балыков.
– Вы хоть объясните, почему я должен ломать современный санузел, а вместо него восстановить дворовую будку?
– Это решение исполкома, и вы обязаны подчиниться…
– Простите, – обращаюсь я к Балыкову, – у вас дома какой сортир?
– Это не имеет никакого отношения к вашему вопросу… – А через три дня я получил по почте решение тарусского суда: ликвидировать санузел в месячный срок, а в случае отказа выполнить это постановление суда все будет ликвидировано местными властями и за мой счет.
Что за чушь! Мой дом стоит на бугре между двух оврагов. Справа и слева на их склонах стоят будки-сортиры соседей. Склоны очень круты, и содержимое сортиров растекается по ним и по дну оврагов. Вонь и мухи. Это норма. И я должен, нет, я обязан иметь именно это! И еще раз была у меня комиссия:
– Почему не подчиняетесь ни исполкому, ни суду?
– И не буду, не ждите.
– Лучше ломайте сами. Не то пришлем сюда из КПЗ бригаду «декабристов», и они так все сломают, что взвоете. И еще за ваш счет. Вам же хуже!
Моя сортирная тяжба с властями в Тарусе кончилась благодаря вмешательству в мою судьбу более высоких инстанций. По приговору Калужского суда меня отправили в ссылку на четыре года в Сибирь. А пока я там находился, в Тарусе власти снесли не только мой сортир, но и сам дом. Снесли под предлогом того, что на этом месте власти города решили что-то строить. Вопрос о моем жилье будет решен по возвращении меня из ссылки.
Квартирный вопрос
Лариса: За пятьдесят лет моей жизни мне никогда не приходилось жить под открытым небом: спать на скамейке в сквере, подстелив газету, или ютиться в какой-нибудь коробке из-под макарон (правду говоря, информацию о таком способе существования я почерпнула из газетных статей под рубрикой «В мире капитала»). Крыша над головой у меня была всегда – хотя и не было еще зафиксировано в Конституции право на жилище.
Родилась я в Харькове в коммунальной квартире; смутно припоминаю длинный коридор, много дверей, и одна из них – наша. Не знаю, была ли там коммунальная кухня: еду готовили на пороге комнаты на примусе, и от этого однажды случился пожар. Зато лет с трех и до семи я прожила в отдельной трехкомнатной квартире. Отец принадлежал к привилегированной категории советских работников, и ему отвалили положенный кус государственного пирога. Когда же отец получил жилплощадь в бараке воркутинского лагеря, оставшуюся семью – для равновесия – уплотнили, так что я опять, и уже навсегда, оказалась в коммуналке. Нам еще повезло, многие семьи тогда просто выбрасывали на улицу. Помню, в 1937–1938 годах, идя в школу, я каждое утро видела в подъездах кое-как сваленные узлы, а около них старуху или ребенка: они сторожат барахло, пока дееспособные члены семьи ищут угол, куда бы приткнуться. У нас в квартире к этому временя поселили «чистую» семью, так что на наши коммунальные метры никто не позарился. Еще помню, при мне, считая, что я по малолетству ничего не пойму, моя мать и другая «жена врага народа» вели разговор: есть, мол, в Харькове прокурор такой-то, берет с женщин плату «натурой» за то, чтоб отстоять квартиру…
…В 1950 году, после смерти матери, я осталась владелицей комнаты в пятнадцать квадратных метров – богатая невеста. Пятиэтажный дом с удобствами в центре Харькова, в квартире, кроме меня, всего только одна семья. Но как раз это приданое оказалось фата-морганой: я выхожу замуж за москвича, а харьковскую жилплощадь обменять на московскую абсолютно невозможно. Муж с матерью имеют комнату в Москве, и я переезжаю к ним.
– Бросать квартиру?! Ты с ума сошла! – дружно запричитали все мои и мамины друзья.