Мясорубка Фортуны
Шрифт:
— Мы справимся… и на этот раз, — Сатибо подхватил ее и отвел в сторонку.
Убедившись в том, что о Лизе есть кому позаботиться, я влез в толпу и поплыл по течению к выходу.
— Стойте! Подождите! Мне надо вас снять! — навстречу процессии выбежал Юрий Шмыгин.
Никто его не послушался.
Схватив паренька под руку, я оттянул его от надвигавшейся лавиной толпы и тихо шепнул ему:
— Отвлеки их. Займи на время. Я пока найду настоящего убийцу.
Юрий отважно бросился наперерез толпе.
— Кто кокнет мой фотик, заплатит мне семьдесят штук! — прокричал журналист. — Всем стоять и позировать для первой
Я вернулся назад, понюхал дверь морозильной камеры, спустился по лестнице, прошел весь первый этаж офисного здания и в узком коридорчике, ведущем к проходной, встретил Ивана Смолина.
— Куда спешишь, писатель? — растопырил руки охотник.
— Иду по следу настоящего убийцы главбуха. Возможно, я его даже съем. Он того заслуживает… Помните, Иван Иванович, за вами должок.
— Прошу, господин барон, — охотник манерно помахал снятой шляпой.
— Благодарствую, — откланялся я.
— Не принимай на свой счет… Я купил билет на новое шоу Юми Яматори.
У турникета проходной меня остановил свернутым журналом кроссвордов охранник Виталий:
— Все сотрудники должны оставаться на заводе! Приказано не выпускать людей!
— Я не сотрудник, и даже не человек! — показав охраннику клыки вместо пропуска, я приподнялся на руках и закинул ноги через створку турникета.
Убийцу я настиг за промзоной, на пересечении осиновой аллеи и слабо освещенных рядов гаражного кооператива.
Я подкрадывался без малейшего шороха, но люди с необычными способностями остро чувствуют приближение опасности.
— А?.. Декоративный вампир… Диванная шавка… Нюх как у Трефа, а ума не больше, чем у бройлера, — коммерческий директор мясокомбината, один из пяти ведущих акционеров Илья Тимурович Пехтель медленно повернулся ко мне, подняв руки.
Хруст осиновых веток отвлек меня. Не успел я глазом моргнуть, как у моей шеи застыло лезвие самурайского кинжала, сильно пахнущее кровью Лидии Борисовны.
— Не думай, что ты быстрее моей мысли… Эх… Мои мысли — мои скакуны… Люблю город, в котором менты — и те поют. Но придется… да, придется переехать. Освоить новые края.
Пехтель с мнимой рассеянностью пошевелил морщинистыми пальцами, потянул козлиную бородку, поправил галстук и очки с толстыми стеклами. С какой стороны ни посмотри на него, что перед тем ни подумай, как ни накручивай себя заранее, а все равно перед собой увидишь безобиднейшего старичишку — этакий божий одуванчик в «счастливом» коричневом костюме советского кроя. Нескладный и некрасивый, но обладающим внутренним обаянием невероятной силы, излучающий какую-то непостижимую уму энергию, очаровывающую и обезоруживающую всех и вся. Жившие при мясокомбинате дворовые собаки перед ним робели, не решались на него гавкнуть для острастки, как на всех остальных сотрудников, кроме своих кормильцев, как будто боялись, что от их лая он упадет и сильно ушибется или вовсе лапотки откинет по причине сердечного удара.
— Почему вы убили Такеши Яматори и Лидию Драпкину, и покушались на Сатибо, на Лизу? Расскажите все, прежде чем отнимете и мою подзатянувшуюся жизнь. По-иному мне не обрести покоя на том свете, я стану вам являться наяву и мучить вас во снах.
— Снов не боюсь, — Пехтель расставил ноги для устойчивости, глядя на висящий в воздухе кинжал, к которому добавилось полсотни отломанных осиновых веток, окруживших меня со всех сторон. — Семейку Яматори мне заказали Проводники.
— Не староваты ли вы для киллера, Илья Тимурович? — я умышленно тянул время.
— Уж не старей тебя, — близоруко прищурился Пехтель.
— Кого вы зовете Проводниками? Через Волочаровский район не ходят пассажирские поезда.
— Имен не знаю. Они пришли оттуда, и нашли меня, — старик указал в сторону далекого, невидимого с аллеи, леса.
— Из волшебного мира?
— Ну конечно, не с Луны. До чего ж ты глуп! На что двести лет потратил? Мне б твои годы… я бы Нобелевским лауреатом стал не раз.
— Не переоценивайте себя, Илья Тимурович. Психологи считают комплексы наоборот прямой предпосылкой к мании величия, — я говорил набором схваченных кое-где и кое-как современных слов, пытаясь сбить злодея с толку.
— Проводники все знали обо мне, и оценили по достоинству. Помогли развить мой дар, который я скрывал всю жизнь. Тебе не понять, как трудно мальчишке не подложить невидимо кнопку на стул училки, не уронить на голову директора портрет Льва Толстого, не разбить хулигану из старшего класса рожу футбольным мячом… Отец говорил мне, что нужно скрывать талант, чтобы не стать объектом внимания спецслужб. Узнай обо мне Отдел, я бы до пенсии за твоими лесными коллегами носился… Меня бы припахали как вола.
— Чем вашим Проводникам помешали Яматори?
— Не знаю, и знать не хочу. Не мое это дело. Но я очень обрадовался, когда меня попросили устранить их всех до одного, кроме Верочки… Двадцать семь лет назад я ухаживал за Верой Шипициной. Хотел на ней жениться. Ее мать отговорила, и сама Верочка засомневалась, что я старше ее и разведенный, и детей у меня нет… Я не терял надежды. Шибко мне Верочка нравилась. Но всего ничего прошло, и она выскочила замуж за самурая. Наши общие знакомые говорили, что Верочка повстречалась с ним вечером на аллее, увидела, как он упырей кромсает, и вся растаяла. Такеши ее домой проводил… Мать Верочки еще пуще выступала против, но через месяц молодые расписались в ЗАГСе. Глупой девчонке понравилось, что японец натренированный, и такой весь заботливый, обходительный… а про меня с пионерских лет говорили: «Таких не берут в космонавты»… Самурайская община приняла Верочку с натягом, потом она потихоньку адаптировалась и стала жить как в секте. Из веселой озорной девки превратилась в скромницу с пугливым взглядом… Со мной прекратила всякое общение… После смерти Такеши я ей позвонил, выразил соболезнование и пригласил в кафе. Мы посидели, поговорили. Верочка была как монашка… У меня дважды сердце прихватывало, пока с ней говорил. Я ей намекнул, не пора ли начать жизнь сначала. Она мне чего-то о детях начала говорить, что от рук отбились. Я отвечаю — твои дети не маленькие, сами устроят жизнь. Верочка начала спорить, ну я тут сорвался — сказал, как думаю: «Что ты с ними чикаешься, они тебе как чужие. Погляди, они даже совсем на тебя не похожи! Вылитые самураи. Забудь о них, и живи своей жизнью». Верочка страшно обиделась, вскочила со стула и сказала: «Ничего ты не видишь, и не понимаешь, старый дуралей. Сатибо и Юми — мои кровиночки. Они — самое родное, что у меня есть». Я стал спорить, и она назвала меня бесплодным котом. Кастрированным.
— Замечательный комплимент! — усмехнулся я.
— Не хохми! — страшно осклабился Пехтель.
— Лиза в чем перед вами провинилась?
— Бомбу я сварганил для сынка Такеши. На «Лексус» ее установил, пока машина стояла на дороге перед калиткой участка Яматори, а Сатибо что-то прятал в подполе дома. Не знал я, что Лизка на ней поедет.
— Жука-даренца вы для кого посадили в букет?
— Какого жука? Я боюсь до кондрашки всяких жуков, пауков, тараканов, — по лицу и запаху Пехтеля я понял, что старик не врет.