Мятеж
Шрифт:
На самой окраине был магазин, и в том же здании – местная монополька и клуб. Монополька тут постоянно была закрыта, особого дохода казне она не приносила и когда открытой была. А вот из клуба оглушительно бухала музыка да визжали нетрезво дамы, и парубки, все как один одетые в черные рубашки, такая здесь была мода, выходили через заднюю дверь клуба покурить и выяснить отношения. Стемнело уже окончательно, и над селом в «тыху украиньску ничь» уныло висел надкушенный серп луны.
Первый хохол, пьяный в дупель парубок, показался прямо у ограды – и казаки довольно вежливо отодвинули его, дабы пройти самим. Парубок же столь вежливого обращения не понял и с пьяных глаз начал качать какие-то права. Слушать его разговоры не было ни сил, ни желания, поэтому парубка оставили отдыхать в бурно разросшихся нынешним летом зарослях лопуха.
На танцах казаков тоже не ждали, хотя дам свободных было много, парубки больше отношения друг с другом выясняли, нежели дамам уделяли внимание. Но как только казаки шагнули внутрь – все взоры устремились на них...
Даже самодельный диджей, вся задача которого заключалась в своевременной замене дисков в проигрывателе с большими колонками, не сообразил с очередным диском, и музыка заглохла.
– Чу... казаки... – растерянно проронил кто-то.
В этот момент диджей снова пустил музыку – веселую, разухабистую польку...
Дамы, конечно же, уделили казакам внимание – благо те еще на грудь не приняли и вообще статью и выправкой изрядно отличались от местных кавалеров. Да и ситуация как нельзя лучше подходила к тому, чтобы кавалеров местных, больше любующихся на самих себя, расшевелить.
Тихону досталась гарна дивчина по имени Люба – ростом она ему отчаянно не подходила – метр шестьдесят, но была веселой, резвой, с косой до пояса, как принято на Украине. Польку она танцевала тоже отчаянно, с притопом, прихлопом и жаркими взглядами на партнера. Тихону даже как-то... не по себе стало, человеком он был вполне даже взрослым, и на действительной, которую он в Подмосковье ломал, чего только ни случалось... да и в станицах игрища были. Но все равно – станица была своя, а он здесь был чужим...
– А у тебя казак есть? – спросил он у Любы. Та заливисто рассмеялась.
– Ну ты дал... Казак... Здесь говорят «чоловик».
– Так есть?
– Есть... Лежит... поломался...
– Как так?
– А с поезда на ходу сиганул. Башка садовая...
И, прижавшись к Тихону, за танцем:
– Уходите отсюда... Живо!
– А чего? – так же подстраиваясь под ритм, спросил Тихон.
– Мотоциклы слышишь?
Мотоциклы и в самом деле взревывали рядом с клубом, перекрывая даже грохот музыки
– Ну?
– То за вами... Пока успеете, бегите. Через заднюю дверь и к лесу. А то беда будет...
– Сами юшкой умоются...
– Гляди, храбрый... слеза капнет...
– Мое дело... И...э-э-эх!
...Терпением парубки не отличались. Как только собрали достаточно, по их мнению, сил – так и понеслась. В зал вошли сразу четверо, подошли к первому попавшемуся казаку, начали задираться. Среди них был и тот, которого они оставили отдыхать у забора... протрезвел, видать, теперь и предъявляет. Хотя если бы они и не повстречали его на пути и не оставили бы отдыхать в лопухах, повод нашелся бы другой.
Понеслась, родимая!
На дворе взревывают мотоциклы, стоящие плотным строем, мотоцикл здесь первое дело, он позволяет быстро сматываться, с коляски можно намного удобнее, чем с авто, перескочить на идущий поезд. Светят фары, включенные на дальний – мотоциклисты выстроились полукругом возле клуба...
Разговор был, в принципе, типичным для таких ситуаций, разве что с местным колоритным языком, смесью русского и польского. А так...
– Вы чо сюда приперлись?.. Чо наших дивчин лапаете?..
Предъяву делал здоровый «дитынко», наголо выбритый, как здесь это модно, и с длинными, заботливо отращенными усами. Больше всего беспокоила надетая на дитынке кожаная куртка – под ней может быть самодельная защитная справа, здесь любят подраться, и не могло быть, чтобы чего-то подобного не придумали...
Казаки привычно и незаметно для неопытного глаза перегруппировались в оборонительный порядок: три, три и два. Было их всего восемь человек, и такой порядок был наиболее оптимальным.
– А что, тебя должны были спросить? – нагло заявил один из казаков с Вешенской, Митяй Рогов.
– Гы... это наша земля и наши бабы, мы вас сюда не звали.
– А мы пришли. Претензии имеешь? – Рогов сознательно пер на рожон.
– Имею.
– Получай!
От хлесткого удара – впронос по подбородку, дитынко так и грохнулся, где стоял, закатив очи, а через долю секунды понеслась драка...
Казаков было всего восемь душ, а собравшихся их проучить местных – около тридцати. Но это особого значения не имело – те тридцать человек правил боя (не драки, а именно рукопашного боя) не знали и в основном бестолково мешали друг другу, размахивая дрынами и цепями. Казаки же владели искусством боя, причем искусством уникальным, не имеющим аналогов в мировой практике, искусством, выработанным и отточенным в жестоких схватках на берегах Дона – искусством группового боя [38] .
38
Автор видел это лично. Искусство группового боя разрабатывалось в армии и до сих пор остается секретным. В принципе, это плохо, потому что секретность не дает никакого развития, а учитывая состояние нашей армии...
Все боевые искусства мира – что САМБО, что БАРС, что бокс, что сават, что японские боевые искусства – это искусство поединков. Искусство борьбы один на один, ни в одном из них не рассматривают искусство борьбы группы с группой, где каждый член группы борется не сам по себе, а в интересах всей группы. В жизни же получается чаще всего так, что в бой идет группа на группу, и в этом случае подготовленная и призванная действовать слаженно группа может победить вдвое, а то и втрое превосходящего по силе противника.
Тройки, прикрывая друг друга, развернулись на флангах, двойка – в центре, частично ее прикрывали те же тройки. Страховки не было – слишком мало бойцов, если бы кто-то был выведен из строя, пришлось бы перестраивать боевые порядки на ходу. Драка завязалась почти в полной темноте, один из местных завел мотоцикл и попытался врезаться им в одну из троек казаков, как тараном, – но его сбили с мотака и затоптали, сам мотак прокатился по инерции до входа в «танцевальный зал» и заглох. Остальные фары почти сразу же перебили в драке вместе с владельцами мотоциклов, дрались отчаянно, кость в кость, но без ножей. Правила местные знали и пока что их соблюдали: за нож – каторга.