Мятежная дочь Рима
Шрифт:
— Мне ничего не известно об этом.
— Однако потом ты видел ее — в горной крепости Ардена Каратака. Это случилось уже после того, как вторая попытка похитить ее удалась.
— И что? — сразу же насторожился он.
— Меня интересует эта женщина. Я пытаюсь понять ее роль в том, что произошло. Что-то подсказывает мне, что если бы твои сородичи так не старались похитить ее, возможно, ничего бы и не случилось.
По губам друида скользнула тонкая усмешка.
— Ты думаешь, одна-единственная женщина может натворить столько бед?
Да, я так считал — и неудивительно, достаточно только вспомнить Трою! Но ирония в его голосе заставила меня насторожиться.
— Мне нужно знать, что с ней случилось.
Кэлин, смахивавший на огромную коричнево-бурую бабочку, пришпиленную к стене, покачал головой:
— Если ты ищешь причины событий, обращайся к богам, инспектор. Вспомни, что вы, римляне, творите со священными местами. Таранис, Дагда, Морриган… сколько их? Их голоса до сих пор слышны в грохоте летнего грома и свисте зимнего ветра! Вы, римляне, словно чума, насланная на нашу несчастную землю! Эти ваши переполненные города, ваши высокомерные строители… Но старые боги проснутся. И тогда они отомстят!
Смелые слова — особенно для человека, заживо гниющего в этой темнице, подумал я про себя.
— Нет, Кэлин. Это ваши боги давно уже мертвы. Иной раз мне кажется, что та же судьба постигла и наших римских богов — всех их вытеснил этот распятый иудейский узурпатор. Может, все боги мертвы и люди остались одни в целом мире. Как бы там ни было, в одном я уверен — Рим будет жить, потому что Рим бессмертен.
Он яростно затряс головой:
— Я вижу, как это приближается! Я вижу… ваш конец уже близок!
Не скрою, его слепая уверенность испугала меня — мороз пополз у меня по спине. Похоже, он верил в это — наперекор всему. Все-таки военные правы: никакое слияние наших народов невозможно. Только полное уничтожение варваров может спасти цивилизованный мир.
— Но тем не менее ты оказался здесь. А победа осталась за Римом.
Он скривился:
— Так убей меня. И покончим с этим.
Итак, он сам дает мне шанс повернуть дело так, чтобы он считал меня своим спасителем.
— Нет. Я приказал, чтобы тебя оставили в живых. Я действительно хочу понять этих твоих богов. И ту римскую женщину, которую вы захватили в плен. Ее звали Валерия. До сих пор не представляю, зачем она вам понадобилась.
— А ты подаришь мне жизнь, если я расскажу тебе об этом?
— Сделаю все, что смогу.
— Жизнь в такой дыре — это не жизнь.
— Мы опасаемся твоей магии, колдун.
— Мои соплеменники не строят донжонов. По нашим законам каждый имеет право дышать свежим воздухом. Если кто-то нарушит закон, его клан обязан заплатить тому клану, который считает себя обиженным. Если преступник ведет себя дерзко, клан может изгнать его. Если он осмелится вернуться, он будет принесен в жертву. Но сажать людей в клетку? Это жестоко.
— Ты теперь уже не среди своих соплеменников.
— Я хочу вернуться к ним.
Я немного помолчал.
— Я поговорю с герцогом. Может, он сможет что-то сделать для тебя. — Естественно, я заранее знал, каков будет ответ, но мне позарез нужна была помощь Кэлина.
— Ты сделаешь больше. — Внезапно в улыбке на его губах мне почудилась уверенность. — Ты ошибаешься, инспектор Драко. Мои боги не умерли. Прошлой ночью полная луна заглянула в эту щель и напоила меня своим молоком. И вот на следующий день явился ты. Это знак… свидетельство того, что я говорю правду. Боги говорят со мной твоим языком. Ты — посланец судьбы.
Это уж полное безумие! Теперь я больше не сомневался, что разум его помутился.
— Но я не стану говорить с герцогом о тебе, если ты откажешься мне помочь, — продолжал я гнуть свое. — Ты должен рассказать мне, зачем похитили ту женщину.
— Ты ведь тоже сражен ею, не так ли? Как Каратак.
— А кто он такой?
— Кельт, ставший римским солдатом, потом вернувшийся к своему народу с печалью в сердце и желанием отомстить. Дочка сенатора может свести с ума кого угодно. Она стала заложницей — орудием, с помощью которого можно было держать в узде ее мужа, а заодно и ваших петрианцев. Она купила нам время — а за это время наши люди обрели мужество.
— Стало быть, ее похищение — всего лишь стратегическая уловка, — подвел я итог. — Вот, значит, почему Каратак рискнул попытаться второй раз похитить ее. И все же откуда ему стало известно, что она будет у священного источника?
— Гальба дал слово, что она поедет туда.
Вот оно — то, чего я добивался!
— Выходит, Гальба — предатель?
— Разве? Выдать Валерию Каледонии значило бы сохранить мир в стране. Ведь пока она оставалась в руках похитителя, ее муж был связан по рукам и ногам. А мир и спокойствие — это именно то, чего, по твоим словам, добивается Рим. Разве не так?
— Выходит, Гальба воспользовался ею, чтобы воцарился мир?
— Гальба понимает жизнь возле Вала так, как никто другой. В том числе и нынешний командир гарнизона.
— А Каратак был его шпионом?
— Каратак не был ничьим шпионом. Глупо думать, что он стал игрушкой в руках Гальбы. Это он предложил еще раз попытаться похитить ее, а вовсе не Гальба.
— Но ты говорил, что Каратак жаждал мести, а вовсе не мира.
— Я лишь сказал, что намерения Ардена были столь же ясны и прозрачны, сколь темны и коварны те, что лелеял Гальба. Все, о чем он думал, можно было прочесть у него на лице.
— И что же? Чего он добивался?
— Не того, чем могла бы помочь нам эта женщина. Естественно, ему нужна была она сама.
Почему это так удивило меня?
— Разве ты не понял, что произошло? — спросил Кэлин. — Еще во время первой попытки, тогда, в лесу, она сбежала от него. И это заставило его окончательно потерять голову. Это похищение не имело ничего общего ни с политикой, ни с местью. Он просто не знал ни сна, ни покоя. И понимал, что так будет до тех пор, пока она не окажется у него в руках.