Мятежная
Шрифт:
– Думаешь, все уже началось? – спрашиваю я Фернандо.
– Сложно сказать, – отвечает он. – У Джанин много информаторов. Наверняка ей сообщили, что должно произойти нечто, и она отозвала всех верных ей лихачей в штаб-квартиру Эрудиции.
Я киваю и вспоминаю о Калебе. Он был одним из информаторов. Интересно, почему он настолько верил в то, что внешний мир надо скрыть от нас любой ценой, даже предавая самых близких людей? Очевидно, для него значение имела только Джанин.
– Ты никогда не встречал
– Калеб, – повторяет Фернандо. – Да, у нас в группе неофитов был такой. Умнейший, но… как обычно их называют? А, подхалим.
Он ухмыляется.
– Среди неофитов было две группы. Тех, кто приветствовал все, исходящее от Джанин, и тех, кто этого не делал. Я принадлежал ко второй, сама понимаешь. А Калеб – к первой. Почему ты спросила?
– Я его встречала, когда находилась в плену.
У меня такой отстраненный голос, что я сама себе удивляюсь.
– Просто любопытно, – добавляю я.
– Я бы не стал его строго судить, – говорит Фернандо. – Джанин обладает исключительным даром убеждения, особенно по отношению к людям, лишенным природной критичностьи. А у меня таковая имеется.
Я гляжу мимо него, на горизонт, который становится все чище, чем ближе мы к городу. Ищу взглядом два шпиля на вершине Втулки и нахожу их. Мне становится и лучше, и хуже одновременно. Ведь я хорошо знаю это здание, и скоро мы будет на месте.
– У меня тоже, – отвечаю я Фернандо.
Глава 41
К тому времени, когда мы въезжаем в город, разговоры прекращаются. Все сидят с бледными лицами и сжатыми губами. Маркус рулит, лавируя между ямами размером с человека и обломками разбитых автобусов. Когда мы минуем район города, в котором живут бесфракционники, вокруг становится заметно чище.
Потом я слышу выстрелы. С большого расстояния они кажутся просто громкими хлопками.
На мгновение я теряю ориентацию. Вижу перед собой стоящих на коленях лидеров Альтруизма, лихачей с пустыми лицами и оружием в руках. Мою мать, которая идет навстречу пулям. Уилла, падающего на землю. Кусаю себя за кулак, чтобы не закричать. Боль возвращает меня к реальности.
Мама говорила мне, надо быть храброй. Если бы она знала, что ее смерть заставит меня столько бояться, пожертвовала бы она своей жизнью с такой же решимостью или нет?
Отделяясь от колонны грузовиков, Маркус сворачивает на Мэдисон-авеню. Когда нам остается два квартала до Мичиган-авеню, где идет бой, он сворачивает в переулок и глушит мотор.
Фернандо выпрыгивает из кузова и протягивает мне руку.
– Пошли, бунтарь, – подмигивает он.
– Что? – спрашиваю я, и с его помощью сползаю с борта.
Он открывает свою сумку. Там полно синей одежды. Начинает перебирать ее, кидая вещи
– Бунтарь, – отвечает он. – Существительное. Человек, который действует вопреки воле существующей власти, но не обязательно воинственно.
– Тебе надо всему дать определение? – Кара проводит пальцами по своим матовым светлым волосам и убирает выбившиеся пряди. – Мы просто что-то делаем вместе, так получилось. Нет нужды присваивать звания.
– Так уж сложилось, что я люблю все систематизировать, – приподнимает черные брови Фернандо.
Я внимательно гляжу на него. Последний раз я вламывалась в штаб-квартиру фракции с оружием в руках, и позади меня оставались трупы. Теперь я хочу, чтобы все было по-другому. Мне это необходимо.
– А мне нравится. Бунтарь. Просто идеально.
– Видишь? – говорит Каре Фернандо. – Я не одинок.
– Поздравляю, – сухо отвечает она.
Я рассматриваю вещи, предназначенные для меня. Остальные уже снимают верхнюю одежду.
– Нет времени скромничать, Сухарь! – яростно глядя на меня, говорит Кристина.
Я знаю, что она права, поэтому снимаю красную рубашку и надеваю синюю футболку. Оглядываюсь на Фернандо и Маркуса и переодеваю брюки. Джинсы приходится закатать в четыре оборота. Когда я затягиваю ремень, они сморщиваются, как мятый бумажный пакет.
– Она только что назвала тебя «Сухарем»? – спрашивает Фернандо.
– Ага, – отвечаю я. – Я перешла в Лихачество из Альтруизма.
– Ого, – хмуро говорит он. – Громадный прыжок. Такой разрыв личностных ценностей сейчас практически невозможен, генетически.
– Частенько личностные ценности не имеют никакого отношения к выбору фракции, – вспоминаю слова матери. Она ушла из Лихачества не потому, что не подходила фракции по личным качествам – просто быть дивергентом в Альтруизме намного безопаснее. Еще Тобиас, который выбрал Лихачество, чтобы сбежать от отца.
– Есть множество факторов, – добавляю я.
Чтобы сбежать от человека, который стал моим союзником. Я чувствую укол вины.
– Говори в таком стиле дальше, и они никогда не поймут, что ты не эрудит, – отвечает Фернандо.
Я провожу расческой по волосам и убираю их за уши.
– Вот, – Кара поднимает с моего лица прядь волос и закалывает их серебристой заколкой, как обычно делают девушки-эрудиты.
Затем Кристина достает пистолеты.
– Возьмешь? – спрашивает она. – Или предпочитаешь шокер?
Я гляжу на оружие в ее руке. Если я не возьму шокер, то буду совершенно беззащитна перед теми, кто с радостью станет стрелять в меня. Если возьму, то признаюсь в своей слабости на глазах у Фернандо, Кары и Маркуса.