Мятежное сердце
Шрифт:
Микаэла снова вздохнула. Жить столько лет, не зная, кто ты, без имени, без любящей матери, без сестер и братьев. Какой ужас.
– Откуда ты узнал?
– Неизвестность не давала мне покоя, и в конце концов я начал поиски. Нашел тетку матери, и хотя она была уже при смерти, но признала во мне сходство с племянницей и дала вот это. – Рейн показал медальон: закругленный треугольник, на лицевой стороне которого был искусно выгравирован «Кэмден», а на обратной стороне – звание отца и год. Без имени. – Он принадлежал моему отцу.
Микаэла знала, что такие медальоны выдавали офицерам после больших сражений или осад крепостей.
– Ты наполовину англичанин. Это все, что у тебя есть от него, да?
– И мои глаза.
– Чудесные глаза, Рейн.
– С тех пор я его разыскиваю, – усмехнулся он и спрятал медальон.
– Успешно?
– Отчасти. – Рейн взял бутылку вина и бокалы. – Я сузил круг подозреваемых, но хотел рассказать тебе не об этом.
– Мне не нужны твои истории, Рейн.
– Нужны. – Лицо у него посуровело. – Моя первая жена Саари не хотела их слушать и погибла.
– Если так нужно, говори.
– Она была дочерью вождя с того острова, который принадлежит моему приемному отцу. – Рейн протянул ей бокал вина. – Я хотел убежать вместе с ней, однако проявил благоразумие и уехал один. Чтобы сохранить чистоту, женщины ее племени живут отдельно. Потом я вернулся, наперекор всем женился на ней и увез в Англию. Мне еще не было двадцати, хотя я считал себя мужчиной, к тому времени у меня было свое дело, а она жаждала новых впечатлений, хотела попасть в общество, научилась читать по-французски и на латыни, правильно одеваться и накрывать на стол, ходила в театр. Она изменилась. Семнадцать лет ее одежда состояла только из сорочки, а здесь она втискивала себя в корсеты, а ноги в туфли, завивала волосы, очень беспокоилась, как бы не опозорить наш дом, как доставить удовольствие великосветским кумушкам. Через два года я с трудом узнавал девушку с острова.
– Твоя жена не знала, что ты сын англичанина и служанки? – тихо спросила Микаэла.
– Я должен был сказать ей, но мне не приходило в голову подумать о последствиях, – невесело засмеялся он. – Аврора воспитала меня в убеждении, что кровь ничего не значит.
– Аврора?
– Женщина, которая усыновила меня, стала моей матерью. Она предупреждала, чтобы я не отрывал Саари от ее народа, что она не готова к жизни за пределами острова.
Если бы ты знала, сколько раз я потом сожалел об этом! Как-то за чаем одна из дам раскрыла Саари глаза, за какого человека она вышла замуж. Сказано было достаточно громко. Саари пришла в ужас и все отрицала, но когда узнала от меня правду, я потерял ее любовь. Потому что обманул. Больше не было ни приглашений, ни визитов, на улице подруги отворачивались от нее. По мнению Саари, она лишилась всего. Она стала замкнутой, не разговаривала со мной, затем отказалась делить со мной ложе. Несколько месяцев я не трогал ее, надеясь, что она придет в себя. Но она только все больше отдалялась, и тогда я рассердился. В ту ночь, когда Саари умерла, мы поссорились…
– Я не хочу этого слышать, ни слова больше!
Как хищный зверь, Рейн прыжком соскочил с табурета и преградил ей дорогу.
– Ты должна выслушать меня.
– Не хочу. Нет. – Микаэла была не в состоянии вынести рассказ о смерти любимой им женщины, все эти подробности, которые можно поставить ему в вину.
Он схватил ее за плечи, удерживая на месте.
– Посмотри на меня. – В его голосе не было гнева, только страдание. – Я вот так же держал ее и требовал, чтобы она ехала на очень важный для меня прием. Саари отказалась, и я так резко отпустил ее, что она упала. Я не оглянулся, не видел ее боли, чувствовал только свою. – Он повел Микаэлу к столу, они сели рядом, но он не отпускал ее руку, будто хватался за веревку, не дававшую ему утонуть. – Я стоял в танцевальном зале, готовился заключить новые контракты, но вдруг понял, что был с ней слишком груб. Она впервые покинула остров, и душа ее по-прежнему невинна.
Микаэла подумала, что никогда еще не видела подобного раскаяния.
– Я вернулся домой и нашел ее с перерезанным горлом. Микаэла ахнула:
– Тебе не обязательно… – начала она.
– Нет, я должен сказать все. Обняв жену, я плакал как ребенок. Плакал из-за своей лжи, из-за своего желания иметь столько денег, чтобы никто не посмел интересоваться моим прошлым. Я без всякой подготовки швырнул ее в этот мир.
– Ты не виноват, что она покончила с собой, – всхлипнула Микаэла.
– Разве ты не понимаешь? Она до того обезумела, что нанесла себе рану глубиной в пять дюймов. Саари хотела не умереть, а наказать себя. Именно я подтолкнул ее к этому.
– Нет! Ты не мог предвидеть ее реакции. Это она придавала такое значение положению в обществе, она сама приставила себе к горлу нож. Ты не должен брать на себя бремя ее выбора, Рейн.
Сочувствие Микаэлы глубоко тронуло его.
– Я тоже был наказан. Месяцы тюрьмы ничто по сравнению с тем, что мне пришлось смотреть в глаза ее отцу, рассказать ему о смерти дочери и о том, почему это случилось. Прислуга в страхе разбежалась, однако Рэнсом нашел свидетеля, который подтвердил мою невиновность до того, как меня успели повесить. Но публике этого было недостаточно.
«Ему на это наплевать», – подумала Микаэла. Неписаные правила и внешние приличия отняли у него жену, теперь ему безразлично, что скажут или подумают в обществе. На нем клеймо, поэтому он держится от приличных женщин на расстоянии, чтобы их не коснулись домыслы по поводу гибели его жены. Так благородно, так мужественно. Однако Микаэлу злило, что Рейн обрек себя на одинокую жизнь и что она была среди тех, кто вынуждал его прятаться от людей. Но сегодня Рейн открыл ей душу, а это для него еще большие мучения.
– Прости меня, – тихо сказала она.
– За что?
– За то, что, как все, верила, что ты мог отнять жизнь у нее, отнять жизнь у Кэтрин.
– И возможно, убить тебя?
– Нет, этого я никогда не боялась.
– Лгунья.
– Я могла бояться тебя какое-то время, Рейн. – Она вздернула подбородок (он просто обожал это движение). – Твой мрачный и задумчивый вид только усиливал подозрение, но у меня другое мнение. Лишь необыкновенно благородный человек мог стольким пожертвовать ради данного им слова.
– Ты считаешь, я женился на тебе из-за обещания, данного Николасу?
– Мне двадцать пять лет, Рейн, у меня не было ни одного поклонника, я вышла замуж ради безопасности и репутации, которая того не стоит. Я знаю, кто я. Я три года оставалась в тени, стараясь, чтобы меня воспринимали как служанку или досадную помеху.
– И вела себя, как неуклюжая старая дева?
– Это не было притворством.
– Имеющие глаза не могли не увидеть, что ты прячешь под одеждой, Микаэла. Ты заметила реакцию моей команды?