Мятежный «Сторожевой». Последний парад капитана 3 -го ранга Саблина
Шрифт:
Когда Саблин велел определяться и голосовать, офицеры и мичманы опешили:
— Надо подумать!
— Времени нет! — ответил Саблин.
Обрушив на офицеров и мичманов поток информации, Саблин применил известный психологический прием — не давая времени на осмысление, требовать принятия решения. На этот шаг Саблин пошел, так как прекрасно понимал, что как только люди трезво оценят его речь и объявленные планы, то дружно выступят против него.
«Я попросил офицеров и мичманов взять по одной белой и по одной черной шашке, — рассказывал Саблин на допросе 14 ноября 1975 года. — Со смехом и шутками они разобрали эти шашки».
Шуткам и смеху, о которых говорит Саблин, я не слишком верю. Впрочем, часть мичманов была здорово навеселе, так как распитие спиртных напитков в обед и после него было санкционировано самим Саблиным. Пьяные мичмана действительно могли и шутить и смеяться, ибо для них праздник все еще продолжался! Их дело вообще десятое. Над ними столько начальников, которые должны принимать решение. Пьяным, как известно, море по колено, но протрезвление будет не радостным...
О том, что на «Сторожевом» многие мичманы и старослужащие старшины и матросы были, мягко говоря, не слишком трезвы вечером 8 ноября, написал в свое время изучавший события на «Сторожевом» генерал-майор юстиции Борискин: «Как уже упоминалось, свои экстремистские и террористические выходки Саблин объяснял усложнившейся ситуацией. В общем-то, с самого начала он ею не владел. Ее взяли в свои руки хулигански настроенные элементы, многие из которых пребывали в нетрезвом состоянии. Кроме полупьяного матроса Аверина, о котором уже шла речь, был навеселе, к примеру, мичман Хомяков. По его словам, 8 ноября вместе с ним распивали на корабле коньяк и вино мичманы Величко и Ковальченков, Сверев и Гоменчук. Нынешний ярый пропагандист “революционных идей Саблина” мичман Бородай на допросе 25 декабря 1975 года об употреблении спиртных напитков не говорил, но вот как передал свое состояние в тот день: “...мне и во время выступления Саблина, и тогда, когда задавали вопросы, не удавалось соблюсти спокойствие: было какое-то беззаботное и веселое настроение, ведь я только недавно возвратился на корабль из дому. Боцман Житенев да и некоторые другие из присутствующих одергивали меня и просили не улыбаться, не мешать им слушать выступление Саблина. Я же никак не мог воспринять все происходящее серьезно...”»
Из протокола допроса Саблина В.М. 10 ноября 1975 года: «Потом я предложил голосовать путем опускания шашек в урну. Шашки и урну для этой цели я принес сам. Кто за — белые, против — черные. После голосования, подсчитав количество опущенных шашек, оказалось, что за предложенный мною план проголосовало 17 офицеров и мичманов, а против 10. После голосования я проголосовавшим против меня предложил освободить кают-компанию и спуститься в 4-й пост. Из кают-компании ушли несогласные со мной офицеры: Овчаров, Гиндин, Смирнов, Виноградов, Садков, Прошутинский, Кузьмин, мичманы Житенев и Хохлов. Кто еще ушел, не могу вспомнить. Вместе со мной в кают-компании остались офицеры: Сайтов, Степанов, Вавилкин, Фирсов, Дудник, мичманы Хомяков, Величко, Бородай, Гоменчук. Остальных не помню. Кто-то из оставшихся говорил, что так нужно было действовать давно».
Но это Саблин говорит 10 ноября на первом допросе в Риге, так сказать, по свежим следам, когда еще не знает или не понимает, что следствие по его делу будет самым серьезным и дотошным. Когда же он наконец это понимает, то сразу меняет свои показания.
Из протокола допроса капитана 3-го ранга В.М. Саблина 28 ноября 1975 года, город Москва: «После окончания голосования я тут же вскрыл урну и пересчитал черные шашки. Их в урне оказалось 10 штук. Какое количество белых шашек находилось в урне, сказать затрудняюсь, но думаю, что их там было 17 штук. После этого я сказал: “Кто за меня — остаться для обсуждения дальнейших действий.
Кто против — тем следовать в пост № 4, где я вас закрою”. В пост направились Овчаров, Гиндин, Смирнов, Садков, Кузьмин, Боганец, Виноградов, мичманы Хохлов, Житенев и Гришин. Виноградов и Житенев хотели отправиться в свои каюты, но я не разрешил, приказав всем следовать в пост № 4, где Шейн закрыл всех на замок».
Из архивной справки: «Гиндин Борис Иосифович, 1950 г.р., уроженец Ленинграда, с марта 1973 г. командир турбомоторной группы БЧ-5 БПК “Сторожевой”, старший лейтенант. После отказа участвовать в угоне корабля был вместе с другими офицерами и мичманами изолирован в помещении поста № 6».
Из архивной справки: «Житенев Анатолий Васильевич, 1928 г.р., уроженец города Рассказово Тамбовской области, старший боцман БПК “Сторожевой”, мичман. Во время указанных событий, как не поддержавший план Саблина, был изолирован в 6-м посту вместе с другими офицерами и мичманами. Впоследствии участвовал в освобождении командира корабля Потульного».
По утверждению вице-адмирала Корниенко, «за предложение Саблина высказались три лейтенанта и несколько мичманов. Всех, кто был не согласен и выступил против, под угрозой оружия Саблин и Шейн закрыли в трюме».
И снова масса вопросов. Прежде всего, странно, что на допросе 10 ноября Саблин пытается показать, что все, кто не пожелал са-моарестовываться в посту № 4, его, таким образом, «поддержали». Зачем он это утверждал, я в точности не знаю, но, скорее всего, для того, чтобы создать у следователей иллюзию того, что его призывы достигли сердец офицеров и мичманов и те решили связать свою судьбу с его революционными идеями. На самом деле картина была несколько иная. Как мы видим, в протоколе допроса 28 ноября Саблин уже хитрит. Он уже ничего не помнит, сколько человек проголосовало за его план, так как не пересчитывал белые шашки. Вот так — 10 ноября помнил, как считал белые шашки, а спустя восемнадцать дней уже не помнит! Ну и память! С такой амнезией только и лезть в правители государства!
Ладно, допустим, что мы поверим заявлению Саблина от 28 ноября. Но если он на самом деле даже не удосужился пересчитать количество своих потенциальных единомышленников, то зачем вообще было затевать весь этот цирк с шашками!
А потому, читая показания Саблина о том, что его поддержало то 17 человек, то какое-то неопределенное число, которое он даже не удосужился подсчитать, мы должны понимать — ив первом, и во втором случае Саблин врал, набивая себе цену, пытался продемонстрировать следователям свое мнимое влияние на офицерско-мичманский состав и свой псевдоавторитет. На самом деле голосование на шашках закончилось для Саблина полным крахом, ибо он явно рассчитывал на большее.
Не может быть никакого сомнения в том, что Саблин конечно же все шашки пересчитал — и черные, и белые. Увы, результат для него был неутешительный — белых шашек в урну не кинул никто! Об этом, кстати, говорят в своих показаниях и все участники этого совещания. Каждый из них утверждает, что он кидал в урну черную шашку. Конечно, голосование было почти тайным, а потому во время следствия кое-кто мог просто обмануть следователя, чтобы выйти сухим из воды. Но все дело-то в том, что никто из голосовавших в итоге Саблина по-настоящему так и не поддержал! Это является косвенным доказательством того, что никто за нею не голосовал и изначально.
Расстроился ли Саблин, подсчитав свои шашки? Думаю, что особого расстройства у него не было, такой итог собрания в кают-компании был вполне прогнозируем. Неужели кто-то сомневается, что Саблин серьезно верил в то, что офицеры и мичманы корабля, услышав о его бредовых идеях и маниакальном желании во что бы то ни стало явить свой лик миллионам советских телезрителей, сразу же ринутся за ним? Неужели он верил в то, что все они разом позабудут о присяге, о воинском долге, о Родине, о собственном благополучии, о служебной перспективе, о своих семьях и гуртом кинутся помогать замполиту в осуществлении его вселенских замыслов? При чем здесь они?