Шрифт:
Синкен Хопп
Мыльные пузыри
Пузырики - смешной народ,
он в мыльных пузырях живет.
Нужна пузырикам всегда
простая мыльная вода.
Отец пузырика и дед,
и брат, и дочка, и сосед
все шалуны, и им не лень
из трубок выдувать весь день
большие чудо-пузыри.
Они смеются - посмотри,
подуют в трубки и тогда
умчится в небеса беда.
Не каждый день случалось так:
послали Йенса на чердак.
– Йенс!
– послышалось из кухни: там мама стирала
– Поднимись, пожалуйста, на чердак и отнеси туда этот чемодан. Как, справишься?
– Ну, конечно, справлюсь, - ответил Йенс.
Чемодан был совсем нетяжелый, вот только лестница немного крутовата. Но и это была бы не беда. Беда в том, что Йенс слегка побаивался чердака: там было так темно и столько всяких страхов-страшилищ. Одни летучие мыши чего стоили!
"Жуткие твари эти летучие мыши", - подумал Йенс. Но он вовсе не собирался показывать им, что он их боится.
Он мужественно тащил наверх свой чемодан, и вскоре оба они добрались до цели.
Как дедушкин сундук хорош,
чего там только не найдешь,
из Занзибара, Сетесдала,
из Рейкьявика и с Урала.
Ой, как же там было интересно! Здесь, в этом старом доме, вырос папа Йенса, да и Йенсов дедушка жил в нем, когда был совсем маленьким мальчиком. И в этом доме когда-то жили дяди, тети и еще всякие родственники Йенса. Кто-то из дядьев был моряком и плавал в дальних морях, а одна из теток обожала красивую одежду и старинную мебель. После них на чердаке осталось много всяких интересных разных разностей, которые никому не были нужны - ну ни капельки. Йенс решил не отходить от люка дальше чем на три шага. Отовсюду доносились какое-то шуршание и тихий шелест. Хотя Йенс и понимал, что это всего-навсего дождь стучит по крыше, мороз нет-нет и пробегал по коже от страха.
Огромный сундук был так забит вещами, что крышка у него не закрывалась: сверху лежала черная шляпа, а рядом с ней... виднелось чье-то лицо... Йенс отважился подойти поближе и как следует рассмотреть его... Но никакого лица там не было. То, что Йенс со страху принял за лицо, были черные очки, красный картонный нос и большая темная борода.
– Доброе утро, фру, - сказал Йенс.
– Доброе утро, - ответила мама.
– Присаживайтесь, пожалуйста.
– Спасибо, фру, - поблагодарил Йенс и сел.
– Простите, как вас зовут?
– спросила мама.
– Кажется, раньше мы с вами не встречались.
– Меня зовут профессор Йенс Йоргенсен, - ответил Йенс и погладил свою чудесную бороду.
– Профессор в какой области?
– поинтересовалась мама, подлив в корыто чистой воды, добавив мыла и взбив пену так, что мыльные пузыри прилипли к рукам.
– И не в какой я не в области профессор, а в большой комнате, где так много книг, - сказал Йенс и тут же добавил: - Тысячи книг.
– Простите, профессор, я имела в виду, что написано в этих книгах?
– снова спросила мама.
– Что вы изучаете?
Йенс взглянул на мыльную пену, которая так удивительно пузырилась, переливаясь всеми цветами радуги, и уточнил: - Я профессор пузыристики.
Так изменили без труда
лицо - очки и борода.
Йенс даже горд собой слегка
за слово "пузыристика".
– Интересно, - сказала мама.
– И долго вам пришлось изучать эту самую пузыристику?
– Сто с лишним лет, - ответил Йенс.
– Пузыри такие замечательные. Ведь они живые. То есть сами они, конечно, неживые, а вот пузырики, которые в них живут, те уж точно живые.
– А чем они питаются?
– спросила мама.
– Наверно, они питаются пятнами. Может быть, они займутся этим большим пятном на скатерти?
– Они таскают еду из нашего буфета, - сообщил Йенс.
– Они таскают варенье и печенье. И еще они никогда не чистят зубы.
– Да, тяжелый народец, - вздохнула мама.
– Еще какой тяжелый, - подтвердил Йенс.
– Всем языки показывают. И ругаются плохими словами. И не хотят ложиться в постель. И все время врут. Зато мыться очень любят... Ну ладно, фру, прощайте, мне пора.
Йенс проснулся посреди ночи. В доме было тихо, папа и мама спали.
Йенс перевернулся в постели, закрыл глаза и снова попытался уснуть. Но уснуть никак не удавалось. Тогда он приподнял голову, сел и осмотрелся вокруг. Рядом с кроватью валялись очки, борода, шляпа и картонный нос. Он надел очки и только тогда заметил, какие они грязные. В них совсем ничего не видно. Он понес их в кухню, чтобы вымыть как следует и насухо вытереть полотенцем. После этого Йенс снова нацепил их на нос. И тут он замер от удивления! Такого ему и за всю жизнь не приходилось видеть. Все предметы вокруг него будто заблестели, засверкали, выросли в размере. А на самом краю корыта сидел какой-то маленький человечек и печально смотрел на него глазами, полными слез.
Пузырик над своей бедой
рыдает мыльною водой.
– Ты чего плачешь?
– спросил Йенс.
– Я не умею ругаться плохими словами и не та... не та... не таскаю ника... никакого печенья из буфета, - ответил малыш и зарыдал так сильно, что не смог больше ни слова выговорить.
– А кто тебе это сказал?
– попытался успокоить его Йенс.
– Ты сам и сказал!
– Я?
– удивился Йенс, - Я не говорил.
– Вот так всегда: сначала врет, а потом еще и отказывается, - послышался чей-то строгий голос.
Йенс увидел перед собой еще одного человечка, постарше, покруглее первого: плакать человечек и не думал.
– Мы - пузырики, живем в мыльных пузырях.
– А я и не думал, что вы есть на самом деле, - признался Йенс: он считал, что сам выдумал пузыристику.
– И много вас тут?
– спросил он.
– Сотни тысяч. Впрочем, мне их не сосчитать, я такого счета не знаю.
Солгал наш Йенс - его вина
была оплачена сполна.
– Меня зовут Фиалка,
улыбки мне не жалко.