Мысли, афоризмы и шутки знаменитых мужчин
Шрифт:
Легко прощать врагов, когда не имеешь достаточно ума, чтобы вредить им, и легко быть целомудренным человеку с прыщеватым носом.
Оскорбивший никогда не простит. Простить может лишь оскорбленный.
Острить и занимать деньги надо внезапно.
Женщина — одновременно яблоко и змея.
Большие
Женская ненависть, собственно, та же любовь, только переменившая направление.
Музыка свадебного шествия всегда напоминает мне военный марш перед битвой.
Главная задача постановщика оперы — устроить так, чтобы музыка никому не мешала.
Она выглядит как Венера Милосская: очень старая, без зубов и с белыми пятнышками на желтой коже.
Ауффенберга я не читал. Полагаю, что он напоминает Арленкура, которого я тоже не читал.
Портрет автора, предшествующий его сочинениям, невольно вызывает в моей памяти Геную, где перед больницей для душевнобольных стоит статуя ее основателя.
Прославленные агнцы кротости вовсе не вели бы себя так смиренно, если бы обладали клыками и когтями тигра. Я могу похвалиться тем, что лишь изредка пользовался этим естественным оружием.
Собака в наморднике лает задом.
Коммунист, который хочет, чтобы Ротшильд поделил с ним свои триста миллионов. Ротшильд посылает ему его долю, составляющую девять су. «А теперь оставьте меня в покое».
Миссия немцев в Париже — уберечь меня от тоски по родине.
Ни у одного народа вера в бессмертие не была так сильна, как у кельтов; у них можно было занимать деньги, с тем что возвратишь их в ином мире.
Первая добродетель германцев — известная верность, несколько неуклюжая, но трогательно великодушная верность. Немец бьется даже за самое неправое дело, раз он получил задаток или хоть спьяну обещал свое содействие.
У римлян ни за что не хватило бы времени на завоевание мира, если бы им пришлось сперва изучать латынь.
Евреи несли Библию сквозь века как свое переносное отечество.
Каждый человек — это мир, который с ним рождается и с ним умирает; под всякой могильной плитой лежит всемирная история.
Если человек хочет застрелиться, он всегда имеет на то достаточные причины. Но знает ли он сам эти причины — это другой вопрос. До последней минуты мы разыгрываем с собою комедию. Умирая от зубной боли в сердце, мы жалуемся на зубную боль.
Только родственная скорбь исторгает слезы, и каждый, в сущности, плачет о себе самом.
Бог простит мне глупости, которые я наговорил про него, как я моим противникам прощаю глупости, которые они писали против меня, хотя духовно они стояли настолько же ниже меня, насколько я стою ниже тебя, о Господи!
Все свое состояние я завещаю жене, при условии, что она опять выйдет замуж. Я хочу быть уверен, что хотя бы один мужчина будет оплакивать мою смерть.
На смертном одре:
— Бог меня простит, это его ремесло.
Если бы он чему-нибудь научился, ему не нужно было бы писать книги.
В смерти моей прошу винить немецкого поэта Гейне, выдумавшего зубную боль в сердце.
Он обладал той божественной злобой, без которой я не могу мыслить совершенства. И как он владел немецким языком! Когда-нибудь скажут, что Гейне и я были лучшими артистами немецкого языка.
Генрих Гейне так ослабил корсет немецкой речи, что теперь даже самый заурядный галантерейщик может ласкать ее груди.
Женщина, не забывающая о Генрихе Гейне в ту минуту, когда входит ее возлюбленный, любит только Генриха Гейне.
Министр Геббельс исключил Генриха Гейне из энциклопедического словаря. Одному дана власть над словом, другому — над словарем.
Томас ГЕКСЛИ (1825–1895)
британский биолог
Вечная трагедия науки: уродливые факты убивают красивые гипотезы.
Я слишком большой скептик, чтобы отрицать возможность чего бы то ни было.
Всякая истина рождается как ересь и умирает как предрассудок.
Если недостаток знаний опасен, то где тот человек, у которого знаний так много, что он в полной безопасности?