Мюнхен

Харрис Роберт

«Боже мой! – подумал Хартманн. – Людвиг Бек! Генерал Бек, начальник Генштаба».

– Сюда, прошу. – Бек проводил его по коридору к комнате в задней части дома, где собралось пять-шесть человек. – Насколько понимаю, вы знакомы с большинством из этих господ.

– Действительно. – Хартманн кивком поприветствовал всех.

Какому напряжению должны были подвергаться эти люди, за минувшие несколько месяцев состарившиеся на годы! Тут был чиновник Кордт, чей брат Тео служил поверенным в делах в посольстве в Лондоне, тоже состоял в оппозиции и так ненавидел Риббентропа,

что готов был рискнуть жизнью, лишь бы остановить его. Был полковник Остер, заместитель начальника военной разведки, обаятельный кавалерист, бывший вождем заговора, – если столь пестрая группа могла иметь вождя. Присутствовали Ганс Бернд Гизевиус, граф фон Шуленбург из министерства внутренних дел и Ганс фон Донаньи из Министерства юстиции. С шестым Пауль знаком не был, зато узнал его. Это был тот самый пассажир электрички, который завязывал на станции шнурки.

Остер подметил его удивленный взгляд.

– Это капитан Фридрих Хайнц. Не ожидал, что вы его знаете. Он из моего штата в абвере. Наш «человек действия», – добавил полковник с улыбкой.

В этом Хартманн не сомневался. У парня из абвера было лицо боксера, участника многих боев.

– Мы встречались, – сказал Пауль. – Некоторым образом.

Он опустился на софу. В комнате было тесно и угнетающе жарко. Окно закрывали тяжелые бархатные шторы. Полки ломились от романов – не только на немецком, но и на французском – и томов по философии. На столе стоял графин с водой и несколько стаканчиков.

– Я рад, что генерал Бек согласился посетить нас сегодня, – заявил Остер. – Как я понимаю, генерал хочет кое-что сказать.

Бек уселся в жесткое деревянное кресло и благодаря ему оказался немного выше остальных.

– Только полковнику Остеру и герру Гизевиусу известно то, что я собираюсь доложить вам. – Голос у него был сухой, отрывистый, четкий. – Неполных полтора месяца назад я подал в отставку с поста начальника Генерального штаба в знак несогласия с планом войны с Чехословакией. Вы могли не знать об этом моем поступке, потому что я обещал фюреру не сообщать о нем публично. Теперь я жалею, что согласился на его просьбу, но что сделано, то сделано: я дал слово. Тем не менее я поддерживаю контакт с моими бывшими коллегами в верховном командовании и довожу до вашего сведения, что там существует сильная оппозиция происходящему. Настолько сильная, что если Гитлер отдаст завтра приказ о мобилизации, то, по моему мнению, существует серьезный шанс, что армия ослушается приказа и вместо этого обратится против режима.

Наступило молчание. Хартманн чувствовал, как часто-часто забилось сердце.

– Такой поворот определенно меняет все, – сказал Остер. – Теперь нам стоит приготовиться к решительным действиям завтра. Лучшего шанса у нас может не быть.

– И как должен произойти этот «переворот»? – осведомился Кордт скептически.

– Посредством одного удара – ареста Гитлера.

– Это сделает армия?

– Нет. Это должны сделать мы.

– Но кто, кроме армии, располагает способностью осуществить такое мероприятие?

– Проблема вермахта в том, что мы принесли присягу на верность фюреру, – вмешался Бек. –

Однако, если в рейхсканцелярии разразятся некие волнения, армия определенно сможет вмешаться, чтобы восстановить порядок. Это не будет противоречить нашей клятве. Просто первый шаг против Гитлера обязаны сделать не мы. Инициатива должна исходить от кого-то еще.

– Я несколько недель просчитывал ситуацию, – заявил Остер. – На самом деле для ареста Гитлера нам не потребуется много людей, при учете допущения, что армия прикроет нас от попытки вмешательства со стороны СС. По оценке капитана Хайнца и моей, на начальном этапе нам хватит примерно пятидесяти человек.

– И откуда у нас возьмутся эти пятьдесят человек? – спросил Кордт.

– Они уже есть, – ответил Хайнц. – Испытанные бойцы, готовые выступить завтра.

– Боже правый! – Кордт посмотрел на капитана так, будто тот спятил. – Кто это такие? Где они? Как вооружены?

– Абвер обеспечит их оружием, – сказал Остер. – Также мы подыщем для них безопасный дом поблизости от Вильгельмштрассе, где они будут ждать сигнала к выступлению.

– На позицию они выдвинутся завтра на рассвете, – подхватил Хайнц. – Каждый из них – надежный товарищ, известный мне лично. Не забывайте, что я дрался вместе с Каппом в 1920 году [10] , потом со «Штальхельмом» [11] .

10

Имеется в виду антиреспубликанский путч Вольфганга Каппа в марте 1920 г.

11

«Штальхельм» (нем. «Стальной шлем») – реакционная монархическая организация офицеров и фронтовиков.

– Все так. Если кто-то сможет все это устроить, так это Хайнц.

Хартманн лишь поверхностно знал Шуленбурга. Социалист-аристократ, тот примкнул к партии до прихода ее к власти, а после этого быстро растерял иллюзии. Ныне он занимался какой-то малозначительной полицейской работой в Министерстве внутренних дел.

– И вы полагаете, генерал, – сказал Шуленбург, – что армия повернется против Гитлера после всего сделанного им для нее и для Германии?

– Готов согласиться, что его достижения во внешней политике весьма примечательны: возвращение Рейнской области, присоединение Австрии. Но дело в том, что все это были бескровные победы. И возвращение Судетенланда тоже может быть бескровным. К сожалению, он больше не намерен достигать цели мирными средствами. Правда, которую я осознал этим летом, заключается в том, что Гитлер действительно хочет войны с Чехословакией. Он вообразил себя гениальным полководцем, хотя дослужился всего лишь до капрала. Вы никогда не поймете этого человека, если не примете в расчет этой стороны. И по одному пункту армия единодушна: начать в этом году войну против Франции и Англии означает подтолкнуть Германию к катастрофе.

Конец ознакомительного фрагмента.