МЖ. Роман-жизнь от первого лица

Колышевский Алексей

– Андрей, я не знаю, как тебе это объяснить, но я в таких делах не новичок. То, о чем я рассказал тебе, я сделал, исходя из жизненной ситуации и собственных представлений о добре и зле. Я действовал в статусе любителя, но справился с этим, как справился бы профессионал. А доказательство моего профессионализма сидит сейчас перед тобой. Это я сам и тот неоспоримый факт, что я остался жив и здоров. Было бы здорово прибавить к этому еще и «богат», но этот почетный и уважаемый всеми статус вместо меня получила одна молдавская хитрица. Поверь в меня! Все равно ты уже расстался с мыслью когда-либо получить эти деньги назад, а я единственный на Земле человек, кто вернет их тебе и недорого возьмет за эту работу.

Андрей крепко задумался.

Все, о чем он думал, читалось сейчас в глазах: вначале в них было лишь сомнение, но затем его глаза постепенно превратились в два черных и безжалостных пистолетных ствола. Передо мной сидел не друг, расслабленный в товарищеской пьяной беседе, а холодный и расчетливый бизнесмен силового плана, опытный и не понаслышке знающий, что в бизнесе, как и в жизни, соломинка может спасти слона.

– Сколько же ты хочешь за такую работу? – спросил он и, не мигая, уставился на меня поверх очков.

– Десять процентов плюс мои расходы на недельную поездку в Аргентину. Тысяч семьдесят-восемьдесят, а лучше и все сто. Скорее всего, мне понадобится огнестрельное оружие, инструменты, возможно, левые автомобильные номера и много еще чего, о чем станет известно по прибытии на место. Я сделаю дело, ты увидишь деньги, обналичишь миллион восемьсот, и все будут счастливы, кроме твоего счетовода и, возможно, его потаскух. Вспомни фильм «Шакал». Даже КГБ, всемогущий и всесильный, нанимал специалиста извне и платил ему хорошие деньги. А кого наймешь ты? Кого-то, кто кинет тебя еще раз? Разберется с твоим воришкой, а деньги переведет на свой, а не на твой счет? «Шакал» – это фильм, а вот убийство Троцкого – нет. Меркадер работал не только за идею, уверяю тебя. А сколько потратил Моссад после мюнхенской бойни на поиски и ликвидацию палестинских террористов? Миллионы! Расценки стандартные, тем более за такую сложную работу и тем более что ты наймешь специалиста со знанием испанского. – И я, подобно учившему «финский в училище» генералу из фильма «Особенности национальной охоты», протараторил какую-то абракадабру из нескольких известных мне испанских слов.

Проговорив все это, я выжидательно вперил взгляд в переносицу Андрея, мысленно уже собираясь понизить цену даже и до одного процента, но в тот день, как мне показалось, мои звезды на небе сложились лучшим, чем у будущей жертвы, образом. Закурив сигарету и в две-три затяжки выжегший ее почти до половины, Андрей наклонился ко мне, навалившись на стол всем телом, и отчетливо произнес:

– А знаешь, я согласен…

…Остаток вечера прошел в пьяном веселье двух парий, вообразивших себя офицерами рейхсканцелярии, разрабатывающими хитроумный диверсионный план, причем в какой-то момент мне показалось, что Андрей – это Генрих Гиммлер, очкарик-палач, шеф СС, а я полковник Отто Скорцени, которому предстояло действовать на сей раз в одиночку, без отряда, на бипланах спустившегося с небес и отбившего Муссолини. По углам ресторана витал брильянтовый дым, пахло почему-то напалмом (во всяком случае, я именно так представлял себе его запах), который смешивался с булгаковским «ни с чем не сравнимым запахом только что отпечатанных денег» и грязно-белыми, словно дым марихуаны, призраками Че Гевары и Пабло Эскобара. В конце концов мы поехали в отель «Рэдиссон-Славянская», где в круглосуточном банке Андрей обналичил десять тысяч долларов на подготовительные расходы, довез меня до дома и, пожелав удачи, растворился, как тать, в черноте осенней московской ночи.

Мечты и суета

Утреннее похмелье было кошмарным. Болела каждая клеточка тела, почки ныли ужасно, желудок безнадежно ссохся, во рту был привкус земли пополам со свинцом. На неверных ногах я доплелся до туалета, где меня начало рвать отвратительной жижей неописуемого цвета. Дома не было ни грамма спиртного. Весь запас алкоголя уже очень давно был отправлен Лерой в унитаз, так что за опохмелом

в виде трех-четырех бутыльков пива или какого-нибудь химического коктейля на основе спирта пришлось идти на улицу. Напялив пальто, я зачем-то сунул руку во внутренний карман и с удивлением вытянул из него пачку сотенных долларовых купюр в банковской упаковке. Первые несколько секунд я ошалело смотрел на деньги и в своем удивлении был не одинок, так как Лера, вышедшая в коридор с явным намерением предупредить меня «в последний раз», чтобы я не смел возвращаться домой пьяным, также раскрывши рот, наблюдала за моей рукой, державшей деньги. Я вышел из ступора и сказал вслух:

– Вот как. Значит, все это мне не приснилось.

Лера мгновенно включилась в диалог:

– Что «это»? Где ты вообще вчера таскался? Откуда такие деньги? Где ты их взял? Что ты натворил, пьяная скотина? Убил, что ли, кого?

– Нет, бля, не убил еще, но собираюсь. Как раз подыскиваю кандидатуру, подходящую для такого благого дела. Ты номер один в списке, и если ты не прекратишь парить мне мозги своей истерикой, а выслушаешь все, что я хочу тебе сказать, то, вероятно, тебе повезет, и я тебя из него вычеркну, на время, во всяком случае.

– Так, начинается! Утренний бред пьяного папаши из разряда «я непризнанный гений, но однажды настанет день, и мне дадут Нобелевскую премию за пиздабольство, а эта пачка денег лишь скромный аванс». Говори, давай, придурок, что ты натворил! Дома полно оружия! Если придут тебя забирать, то сделают обыск и все найдут! И нас с Евой еще привлекут вместе с тобой, как пособников!

– Пойдем на кухню, милая. Не кричи так, а то весь дом все узнает, и к нам действительно придут, а это совершенно нежелательно, как ты сама понимаешь. Успокойся, мне надо сказать тебе нечто очень и очень важное. Мне предложили отличную работу с шикарным гонораром. Дай-ка, я повешу пальто, и пойдем присядем и поговорим. Тебе, я думаю, будет интересно.

Лера, все еще колеблясь, двинулась за мной на кухню. В ней боролись два противоречивых чувства. С одной стороны, в ее глазах я давно уже превратился в лживого алкоголика, но, с другой стороны, деньги-то были настоящие! И не признать очевидное она не могла, поэтому села за стол, подперла свою милую рыжую голову изящной рукой с длинными аристократическими пальцами и приготовилась слушать. Первое, что она услышала, было:

– У тебя, я знаю, есть в заначке коньяк. Налей мне пару рюмок, без этого я не смогу говорить, мне очень плохо.

– Вот как! Так, значит, все свелось к тому, что ты решил развести меня на опохмел для твоей лживой больной башки? А я-то, дура, купилась! Думала, что действительно что-то стоящее! Что нашелся какой-то идиот и предложил тебе дело! А ты просто решил нажраться, таким вот способом еще и издеваясь надо мной!

Лера была в ярости, она вскочила из-за стола и была похожа на разъяренную рыжую лесную кошку. Аристократические пальцы, увенчанные длинными и острыми ногтями, готовы были вцепиться мне в лицо, но, видно, было в моем взгляде, из мутного на миг превратившегося в абсолютно трезвый и властный, а возможно, и просто жалкий, было что-то такое, что заставило ее вдруг резко замолчать, сесть и, заняв прежнюю позу, небрежно бросить:

– Залезь на антресоли. Там, сразу за дверцей справа, стоит початая бутылка. Делай что хочешь, я ужасно устала от всего этого.

– Ну, вот так-то лучше. Я не злоупотреблю твоей щедростью, просто чуть-чуть поправлюсь и все тебе расскажу.

Достав бутылку великолепного «Chabasse XO», подаренного мне когда-то услужливыми Поставщиками и припрятанного Лерой, я с наслаждением сделал прямо из горлышка несколько жадных глотков. Горло обожгло, но уже через мгновение живое тепло разлилось по всему телу, достигнув кончиков пальцев рук и ног. Голова, как это бывает после хорошего коньяка, прояснилась, очистилась, и мозг стал работать на двести процентов. Я сел напротив Леры и начал самозабвенно врать: