Н. Г. Чернышевский. Книга вторая
Шрифт:
Может быть, и нельзя было бы вывозить хлеб за границу, если бы мы решились кормить досыта всех тех, которые живут у нас впроголодь. Но ведь у этих людей нет денег, их потребности не имеют ничего общего с "действительным" спросом на хлеб. А в буржуазном обществе только этот спрос и принимается в соображение.
Из России при обыкновенном урожае вывозится много хлеба за границу; до абсолютного "дефицита в земледельческом продукте" при таких условиях очень далеко. Но это не мешает голодать русским крестьянам, не мешает существованию относительного дефицита.
Итак, в вопросе о современной нищете с ее последствиями "пропорция земледельцев" ничего не объясняет. Сама эта пропорция определяется спросом на хлеб. Спрос определяется распределением покупательной силы. Распределение покупательной силы зависит, во-первых, от отношения между заработной платой и прибавочной стоимостью, а во-вторых, от того, как разделяется прибавочная стоимость между различными слоями эксплуататоров и их непроизводительных работников. Наконец, отношение между заработной платой и прибавочной стоимостью, по мере увеличения производительности труда, все более и более изменяется в ущерб работникам, а не в пользу их, как этого мож-но было бы ожидать на основании рассуждений Чернышевского.
Ссылка на "пропорцию земледельцев" так же мало убедительна, как и известная читателю мысль Чернышевского о причинах сравнительно медленного усовершенствования земледелия: от недостатка хлеба страдают только бедняки; современная же наука в большинстве случаев направляет свои исследования лишь сообразно нуждам высших классов. Читателю уже известно, что это отвлеченное мнение плохо выражает действительный смысл конкретных общественных отношений.
Посмотрим
"Земледельческое улучшение, подобно всякому другому техническому улучшению, состоит, главным образом, в увеличении основного капитала. Мы видели у Милля, что основной капитал… обыкновенно возрастает не иначе, как обращением в капитал прибыли и ренты. Но прибыль и рента, когда отделяются фактически от рабочей платы, обращаются в капитал не иначе, как в тех случаях, если процент дохода представляет достаточную привлекательность для человека, желающего жить не рабочею платою, а доходом с капитала. Величина процента, дающая такую привлекательность обращению прибыли и ренты в капитал, различна в разных странах; но не бывало никогда примеров, чтобы она опускалась ниже 2 %, — обыкновенно она стоит гораздо выше даже в самых передовых странах. Между тем для нации была бы выгодна затрата капитала на земледельческие улучшения для покрытия дефицита в продукте, хотя бы доход составлял несравненно меньшую, в несколько десятков раз меньшую, пропорцию к затраченному капиталу. Таким образом, очень часто может представляться для нации надобность в земледельческих улучшениях, которые давали бы на затраченный капитал гораздо меньше дохода, чем сколько нужно для того, чтобы затрата стала привлекательна по причине дохода от нее для людей, живущих рентою или прибылью, а не рабочею платою. В таких случаях рента и прибыль не обращаются в капитал, а потребляются непроизводительным образом, и остаются не произведенными те земледельческие улучшения, какие были нужны для предотвращения дефицита в земледельческом продукте" [235] .
235
Соч., т. VII, стр. 302.
Не подлежит никакому сомнению, что когда между обществом и его производительными силами стоит капиталист, пользование этими силами никогда не может дойти до таких размеров, до каких дошло бы оно, если бы капиталиста не было. Это знал, как мы видели, сам Мальтус. Но у Чернышевского выходит, что капиталистический строй может оказаться препятствием для распространения земледелия на новые участки только в том случае, когда производительность труда на этих участках будет значительно ниже, чем на старых; притом же Чернышевский говорит только о земледельческом труде. Мальтус ставит вопрос шире и отвечает на него правильнее. По мнению Мальтуса, уже известному читателю, каковы бы ни были производительные силы в земледелии и других отраслях производства, — они употребляются в дело лишь тогда, когда капиталист надеется получить достаточную прибыль [236] . Это огромная разница. Во время переполнения рынков капиталисты сокращают производство, потому что оно не окупило бы даже сделанных на него затрат. Периодическое переполнение рынков принимает тем более внушительные размеры, чем более развиваются производительные силы. Следовательно, чем более развиваются эти силы, тем более серьезным препятствием является капиталистический строй для их применения. Это вывод, как раз обратный выводу Чернышевского [237] .
236
"Principes", t. II, p. 121. Подлинные слова Мальтуса приведены нами выше.
237
Примечание к настоящему изданию (изд. "Шиповник"). Недавний "сельскохозяйственный кризис" тоже выражался впонижении прибыли сельскохозяйственных предпринимателей. Но причина его лежала совсем не в переходе к малоплодородным участкам и не в том, что слишком маю хлеба на всемирном рынке, а в том, что его слишком много. "Предложение превышает спрос, — справедливо говорит г. Л. Крживицкий, — тенденция к перепроизводству все более и более усиливается и принимает все более осязательные формы". Аграрный вопрос, стр. 214–215.
Обратите внимание на пример, с помощью которого Чернышевский доказывает справедливость своей мысли.
Общество имеет 10.000 человек населения или 2.000 семейств с 2.000 мужчин. Половина этих последних обрабатывает землю, остальные частью занимаются другими отраслями производительного труда, частью предаются труду непроизводительному, а частью посвящают свое время эксплуатации ближнего (землевладельцы и капиталисты). На продовольствие нужно по 4 четверти на человека, а 1.000 земледельцев производят 40.000 четвертей, по 40 четвертей каждый. Рента и прибыль составляют четвертую часть продукта, т. е. 10.000 четвертей. Остальные 30.000 четвертей составляют рабочую плату, по 30 четвертей на работника [238] .
238
"Для простоты гипотезы оставим в стороне все другие отрасли производства и все другие элементы рабочей платы, кроме земледелия и хлеба", — замечает Чернышевский (Сочин., стр. 292).
Так обстоит дело в первом году. В следующем году, благодаря размножению населения, в земледельческом продукте оказывается недочет, доходящий до 16 четвертей, т. е. выходит, что недостает продовольствия для 4 человек. Необходимы улучшения. Необходимы — с точки зрения людей, нуждающихся в продовольствии, но не с точки зрения капиталистов. У тех свои расчеты. С их точки зрения "дело зависит от того, какое количество труда нужно для производства улучшений, дающих в продукте увеличение на 16 четвертей". Положим, что для покрытия недочета надо осушить небольшой участок. Для этого потребуется годичный труд двух работников. На их наем надо затратить 60 четвертей (30 на каждого, согласно вышеприведенному предположению). Следовательно, затрата капитала равняется 60 четвертям, обращение их в основной капитал дает 16 четвертей дохода. "Нет ни одного рассудительного землевладельца или капиталиста в Европе, который с радостью не сделал бы такого улучшения. Если бы нужны были только такие улучшения, не существовало бы нищеты в Европе". (Курсив наш.) Но возможен иной случай. Возможно, что для осушения участка потребуется прорыть большой канал, который поглотит годичный труд 200 человек. На их наем потребуется 6.000 четвертей. Осушенный участок будет приносить ежегодно по 16 четвертей. Это составит немного больше одной четвертой части процента. "Каково бы ни было расположение нации к бережливости, до какой бы высокой степени ни доходило деятельное стремление к накоплению, никогда не может оно усилиться до того, чтобы прибыль в одну четвертую часть процента стала казаться привлекательною для рассудительного человека" [239] . Значит, улучшения не будут сделаны. А между тем, их наверное сделали бы, если бы общество само распоряжалось употреблением в дело своих производительных сил. Для него вопрос о покрытии дефицита есть вопрос жизни и смерти.
239
Там же, стр. 293.
В этом примере много экономических неточностей. Мы не хотим останавливаться на них. Читатель заметит их и без нашей помощи, а если не заметит, — беда невелика: неточности эти только лишний раз показали бы несостоятельность "гипотетического" метода Чернышевского, а она и без того очевидна [240] . Мы просим читателя обратить внимание лишь на следующее обстоятельство. В разбираемом примере каждый земледелец производит первоначально 40 четвертей хлеба. Осушенный участок приносит только 16. Автор не говорит, сколько труда понадобится для его обработки (обработка совершенно упускается из вида). Но, принимая во внимание, что участок занимает 4 десятины, надо думать, что для его возделывания понадобится количество труда, по крайней мере, равное полугодичному труду одного работника. Но положим даже, что каждый работник в состоянии обработать 16 десятин, и что, следовательно, на обработку участка необходимо затратить лишь трехмесячный труд одного человека. Все-таки производительность труда на этом участке значительно ниже, чем на старых участках: там трехмесячный труд работника
240
На всякий случай — вот одна из неточностей: по предположению Чернышевского, подлежащий улучшению участок занимает 4 десятины. Одна десятина будет, поэтому, в среднем приносить 4 четверти. Осушенный участок не станет же давать жатву без обработки. Чтобы возделать его, понадобится, положим, годичный труд одного человека. Часть продукта этого труда пойдет работнику в виде заработной платы, другая составит прибавочную стоимость. Спрашивается, как велика будет она? Она будет равна тому, что останется от продукта за вычетом рабочей платы. Рабочая плата, по предположению Чернышевского, доходит до 30 четвертей. Значит, на прибавочную стоимость останется минус 14 четвертей. Но отрицательная прибавочная стоимость не дает возможности уплатить хотя бы одну четвертую часть процента на затраченный прежде основной капитал.
В своем примере Чернышевский указывает, какое число жителей имеет его воображаемое общество, и даже говорит, как велик процент размножения его населения. В этом, по-видимому, нет никакой надобности. Чтобы доказать свою мысль, он мог бы ограничиться указанием того, до какой степени упадет производительность труда на новом участке. Но ему нужно было определить "процент улучшений", необходимых для покрытия дефицита, обнаружившегося во втором году. "По Мальтусовой теореме", этот процент оказывается равным 0,0385 или, — как предполагает Чернышевский "для легкости счета", — 0,04. Читатель знает, что нельзя определить этот процент, не определив предварительно того, как понизится производительность земледельческого труда. "Мальтусова теорема" именно и помогает Чернышевскому найти эту неизвестную величину: процент ослабления производительности труда новых работников равен проценту размножения, то есть 2. Относительно этого можно предположить одно из двух: 1) это верно, 2) это неверно. Чернышевский сказал бы, конечно, что это совершенно верно. Положим, что он прав. Что же выходит? Процент необходимых улучшений очень невелик. Цифра, его выражающая, "явно смеется над нами" своею ничтожностью; она говорит нам: "не бойтесь, — кто хочет запугать вас, против того выставьте вы меня, опровергнуть меня нельзя". Мы верим цифре, у нас исчезают всякие сомнения насчет будущего. Но когда речь заходит об исполнении ничтожных по своим размерам улучшений, оказывается, что мы, по известному немецкому выражению, считали без хозяина. Оказывается, что в деле исполнения этих улучшений возможны очень различные случаи. Возможно, что потребуется затратить огромный труд для получения сравнительно ничтожного "дохода". Значит, величина процента необходимых улучшений еще ровно ни за что не ручается. Даже в "гипотетической" действительности Чернышевского эта ничтожная величина может уживаться с огромнейшими практическими затруднениями, с чрезвычайно большим понижением производительности труда на участке, который должен покрыть наш дефицит. А это значит, что нельзя верить насмешливой цифре!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Кризисы
После всего сказанного надо ожидать, что истинная причина кризисов должна была остаться неясной для Чернышевского. Так оно и есть в действительности.
Как объяснить кризисы, эти "экономические землетрясения, ломающие фирмы, разрушающие фабрики, оставляющие без куска хлеба тысячи бывших богачей и миллионы работников"?
Чернышевский приводит краткое извлечение из отдела, посвященного кризисам у Милля. Из этого извлечения явствует, что причина кризисов лежит в "закупках на спекуляцию или просто в спекуляции". Соображения Милля кажутся Чернышевскому достаточными для опровержения того взгляда, по которому кризисы причиняются излишним выпуском кредитных бумаг. "Связь коммерческих кризисов с кредитными бумагами в существе дела только та, что быстрый ход закупок в огромном размере возможен, конечно, только при высоком развитии экономической жизни, основанной на обмене, а при таком развитии экономической жизни непременно существует и высокое развитие кредита, а в числе других его форм — и высокое развитие так называемых кредитных бумаг" [241] . Но отсюда еще не следует, что взгляд Милля правилен. "Дело в том, что Милль останавливается только на одной коммерческой стороне процесса, не считая нужным упомянуть об его влиянии на производство и потребление" [242] . С кризисами "связан вопрос о так называемом излишке снабжения". Милль лезет из кожи вон, чтобы показать, вопреки Мальтусу, Чомерсу и Сисмонди, невозможность подобного излишка. По его словам, "заслуга истинного разъяснения этого чрезвычайно важного дела более всего принадлежит двум знаменитым людям: на континенте проницательному Ж. Б. Сэю, а в Англии Джемсу Миллю". — "Все, что говорит Милль, — чистая правда, — замечает Чернышевский. — Но неужели такие люди, как Сисмонди и Мальтус, не умели понимать того, что называется коммерческим кризисом? Они дошли до мысли решительно ошибочной, и когда, для отвращения бедствий коммерческих кризисов, они упрашивают богачей увеличивать непроизводительное потребление, они доходят до нелепости, изумляющей своею колоссальностью. Неужели они могли бы избавиться от своего странного заблуждения таким простым соображением, как мысль о происхождении коммерческого кризиса из чрезмерных спекулятивных закупок? Но ведь это соображение наверное было им очень хорошо знакомо. Как же могли удержаться в таких головах такие нелепости, какие опровергаются Миллем?" Мальтус, Чомерс и Сисмонди просто смотрели на вопрос не с той стороны, с какой смотрит Милль. Истинный ход явления, называемого кризисом, таков: "В первой половине дела, когда цены растут, производители, надеясь на чрезвычайно выгодный и легкий сбыт, усиливают свою деятельность точно таким же необычайным образом, как усиливаются закупки. В два — три месяца фабрики изготовляют столько товаров, сколько изготовляется при обыкновенном ходе дел в полгода. Но ведь сбыт усиливается возрастанием только спекулятивных закупок, а не самого потребления; оно, напротив, быть может, даже уменьшается по чрезмерной дороговизне. Что же бывает с производством, когда цены начинают падать? В предшествующий период заготовлено товаров в три месяца на полгода; ясно, что производство должно было бы остановиться на три месяца, чтобы запасы уменьшены были до обыкновенного размера обыкновенным потреблением. Но потребление в эпоху кризиса, несмотря на упадок цен, бывает меньше обыкновенного, потому что у всех расстроены денежные дела. От этого чрезмерные запасы еще дольше остаются не потребленными. А пока они не потреблены, не уменьшились до обыкновенного размера, новое производство не находит себе сбыта. Таким образом, с коммерческим кризисом всегда бывает соединен промышленный, во время которого ослабевает производство, по излишеству сделанных запасов и недостатку сбыта. Вот этою стороною дела и были смущены Мальтус, Чомерс и Сисмонди. Милль совершенно прав, доказывая против них, что производство не может превышать потребностей человека [243] , что капитал… не может возрастать слишком быстро, что, с какою быстротою ни возрастал бы он, всегда можно было бы желать еще быстрейшего возрастания, потому что всегда нашлось бы ему нужное занятие и т. д., — все это совершенная правда, и в словах Мальтуса, Чомерса, Сисмонди находится противоречие с неопровержимыми принципами экономической теории. Но это противоречие произошло только оттого, что Сисмонди и Мальтус остановились на половине пути, не доискались до коренных фактов, порождающих в самой действительности противоречия с экономическою теориею"… В конце концов, Чернышевский находит, что "производство, которое никогда не может превышать размера человеческих потребностей, может по временам превышать обычный уровень потребления, и неминуемым следствием такого чрезмерного усилия, вызываемого не развитием потребления, а только спекуляциею, бывает временный упадок производства, остановка работ. Корень этого бедствия заключается в отделении покупательной силы от производства и потребления, то есть ни меньше, ни больше, как то, что называется у нас торговлею в отдельности от занятий чисто производительных" [244] .
241
Сочин., стр. 478.
242
Там же, стр. 484.
243
Надо заметить, что Милль вовсе не думал доказывать это. Он доказывал, что производство не может превышать потребностей товаровладельцев, а это не одно и то же. Г. П.
244
Там же, стр. 435.