На берегах реки Ждановки
Шрифт:
Отец моего друга Валерки, обремененный теснотой, стоял в очереди на квартиру, мечтая уехать в отдельную двухкомнатную квартиру. Его мечта осуществилась, и они переехали в блочный дом куда-то в Купчино, не предполагая, что наступят времена, когда его комната с видом на Ждановку будет стоить нескольких подобных квартир.
Первый каменный дом на Ждановской набережной
За Малым проспектом еще метров двести продолжаются разномастные доходные дома, подходящие под определение «бесхарактерной архитектуры». Домовладельцы строили их в разное время, сообразуясь с собственным вкусом и толщиной кошелька. В этом смысле небезынтересна история первого на набережной каменного
Дом основательно врос в землю, окна его первого этажа находятся на уровне проезжей части, что неудивительно – набережная в результате многочисленных укреплений и дорожных работ постоянно возвышалась, а опасность наводнений ускоряла этот процесс. Появился же он в 1820-е годы, когда и на соседнем Большом проспекте каменных зданий насчитывалось не более пяти. Тому были свои причины. Место на углу Ждановки и Малого проспекта в начале XIX века было весьма оживленным, ибо Тучков мост, связывающий Петербургскую сторону с Васильевским островом, имел иную ориентацию, нежели сейчас, и упирался в створ Малого проспекта. Вереницы извозчиков, грузы и рабочий люд с Васильевского острова попадали на Малый проспект, а уже потом расходились по всей Петербургской стороне.
Выгоду от местоположения владельцы участков оценили быстро: по Малому пр., 4, построили торговые бани, приносившие неплохой доход. Логично и появление рядом большого по тем временам каменного трехэтажного здания. Проект выполнил академик Академии художеств Аполлон Федосеевич Щедрин (1796–1847), немало строивший в первой трети XIX века. Перестройка здания Двенадцати коллегий для Санкт-Петербургского университета, принесшая архитектору славу, произойдет позже – в 1830-х годах, в то время как здание на набережной Ждановки явилось одним из первых его творений. В 1826 и 1827 годах в письмах брату в Италию А. Щедрин писал, что много работает на Петербургской стороне, жалуясь на пронизывающие ветра. Архитектор страдал простудными заболеваниями; у него даже стали подозревать чахотку. Именно в это время, в 1827 году здание на Ждановке было завершено. Щедрин выполнил его в стиле классицизма, характерного для рядовой застройки столицы того времени. Интерьер также не отличался оригинальностью: за входом – вестибюль, завершающийся лестницей, ведущей на верхние этажи.
Со стороны Малого проспекта рядом с домом стоял деревянный флигель, который частично занимал проезжую часть; его по требованию городских властей в конце 1820-х годов пришлось снести.
Владелицей здания значилась жена чиновника А. Писаревского, однако не исключено, что сам зодчий некоторое время проживал в этом доме. В 1860-е годы, когда домом владели Орловские, во дворе соорудили двухэтажный флигель. Автором проекта выступал популярный в то время архитектор Евгений Ферри де Пиньи. М. Орловский и его сестра мещанка Евдокия Васильевна Андреева, совладелица дома (с 1879 года – единоличная владелица) в 1871 году заложили дом в Петербургском кредитном обществе. Дом в описи характеризовался как старый и оценивался в двадцать шесть с небольшим тысяч рублей, причем оценщиком выступал А.А. Щедрин – сын строителя здания.
Ждановская набережная, 5. Фото 2011 года
Местоположение дома позволяло выгодно сдавать помещения не только постояльцам, но и для коммерческих заведений. Так, в 1887 году в доме находилась мелочная лавка купца Гусева. Под этим названием обычно скрывался небольшой продуктовый магазин, где чего только не продавалось: и чай, и хлеб, и сахар, и мясо, и рыба, и спички, и табак. Все, конечно, не Бог весь какого качества, однако несомненное преимущество подобных лавок состояло в том, что тем жильцам близлежащих мест, кого знал и
В мелочных лавках запрещалось продавать спиртное, но в доме имелась возможность выпить. Крестьянин Иван Михайлов содержал портерную – питейное заведение с продажей крепкого темного пива. Водка и вино в портерной не продавались, здесь обычно и не ели. Вообще портер до революции выделялся в отдельную от пива категорию товара и пользовался поразительной популярностью в народе. Не вполне понятно почему, возможно, из-за крепости. По крайней мере, лавки по продаже пива, портера и медовых напитков предпочитали называть в то время портерными, а не пивными.
Во дворе дома, во флигеле, располагались ледники, так что напиток подавался холодным, а бочки, по-видимому, поставлялись из расположенной на Петровском острове «Баварии». Впрочем, в продаже всегда было пиво и других заводов, в то время имевших не меньшую славу, например Калинкинского завода.
В доме можно было не только выпить, но и закусить, посетив чайное заведение. Чайные на рубеже XIX–XX веков находились в привилегированном положении по сравнению с «пьяными заведениями», поскольку облагались меньшим налогом и имели право работать с раннего утра и до позднего вечера. Их обычные клиенты – извозчики, рабочие, мелкие чиновники. К чаю, как правило, подавались сливки, сахар, блины, выпечка… Стоило все это удовольствие несколько копеек. Бильярд и подшивка газет – также необходимый атрибут чайных.
Если сейчас зайти в здание, невозможно не заметить, что внутренняя планировка способствовала размещению коммерческих заведений: вход, длинный коридор; слева и справа в проемах лесенки вниз в маленькие коридорчики, а от них к комнатам, где очень удобно разместить и мелочную лавку, и чайную, и портерную. Тихо, уютно, изолированно…
Квартиры второго и третьего этажей предназначались для сдачи внаем. Здесь же обитала и хозяйка дома Е. Андреева. Любопытен состав постояльцев, коих значилось чуть более десятка, без учета членов семей. В начале 1880-х годов здесь проживали: отставной генерал-майор, купец, коллежский асессор, надворный советник, несколько мещан, крестьяне; к 1892 году состав постояльцев полностью сменился, однако социальный состав оставался почти таким же. Жилье попроще предоставлялось во флигеле, а генерал и купец жили в сам'oм особняке на втором этаже, занимая по несколько комнат.
Оживленное место эксплуатировалось с максимальной полнотой: постояльцы, чайное заведение, портерная, мелочная лавка… По непонятным причинам хозяйка заложила дом на 25 лет, однако, судя по тому, что до 1917 года она значилась домовладелицей, с выплатой процентов по кредитам Евдокия Андреева справлялась.
Советское время поначалу мало изменило судьбу дома: до 1930-х годов здесь по-прежнему размещались лавки и мастерские, например мастерская Щеголева в квартире № 9. На этажах произошли некоторые перепланировки – результат работы комиссии по уплотнению. «Дадим жилье всем нуждающимся» – таков был девиз этой комиссии, а потому роскошные квартиры быстро превращались в коммуналки.
Дом, как и вся набережная, сильно пострадал во время наводнения 1924 года. Уже в это время первый этаж представлял собой полуподвал, а потому был полностью затоплен. Естественно без ремонта не обошлось.
После войны и вплоть до конца ХХ века в доме находилось общежитие. Как следствие, здание ветшало и разрушалось. В 1951 году и в последующие годы здание несколько раз ремонтировалось; после каждого ремонта фасад недосчитывался некоторых элементов декора, на утрату которых в советское время смотрели равнодушно. От этого впечатление аскетичности и даже угрюмости усиливалось.