На большой дороге

Действие происходит в деревне, на большой дороге.

Деревенская изба.

Рогонок (подпоясываясь).

Справляйся

Клеймо.

Я сейчас, за мной дело не станет. Пущай лошадь-то пожует маленько, умаялась-чай. (Смеется).

Рогонок.

Да уж задали ей жару! Долго помнить будет.

Клеймо.

Чай уж теперича хватился.

Рогонок.

Как не хватиться: часа три мы гнали, да час, пожалуй, здесь сидим… Чай уж навылся досыта.

Клеймо.

Экой у нас народ глупой!

Рогонок.

Мы тоже летось в Питере у чухонца лошадь угнали; опосля я его увидал, недели через две: худой такой стал…

Клеймо.

Грустно, значит. (Смеется).

Рогонок.

Всем бы хороша наша должность, кабы острога не было, а то попадешься – томят, томят…

Клеймо.

Я разов шесть в уголовной-то парился, да Бог миловал, один раз только в сильном подозрении оставили. А уж однова как приходилось: если бы попался, миногами бы накормили.

Рогонок.

На темную что ль кого взял?

Клеймо.

Нет, я рук не кровянил и бить чтобы оченно кого тоже не приходилось; раз только одного немца потрепал маленько. А это, братец, вот как было: ушел я тогда с этапу, на родину меня послали. Ну, как ушел, прямо сейчас в Питер… К Лаврюшке – в части! к Гуську – в остроге! Что делать? К Никонычу: нет, говорит, брат, ступай, я больше вашего брата не пущаю, потому, говорит, меня самого затаскали. Дня четыре я путался по Питеру-то, кое-чем да кое-чем пробавлялся. Только иду раз по Обуховскому, смотрю: часовня. Подошел, помолился, копеечку в кружку опустил, а сам замок пощупал. Думаю, постараться можно. Три ночи сбирался, да все как-то опасился. На мое счастье дождик, и ночь такая темная – зги не видать. Известное дело, в такую пору не токма дворников – собаки на улице не найдешь. Пошел. До костей меня прохватило, покуда я дошел-то. Только что я перекрестился да лом за обруч-то запустил, как меня сзади дубиной раз!.. два!.. Караул!.. Стрела так не летит, как я бросился!.. И ничего, т. е. никакой боли не чувствую. Слышу: карета едет, я маленько остановился: только что она поравнялась со мной, я разбежался да на задке и повис, да вплоть до Сенной и ехал.

Рогонок.

Чисто!

Клеймо.

Да такой штуки в другой раз, пожалуй, не сделаешь. Опосля самому смешно стало. Уж и досталось же мне! Ведь как пришлось-то! Кабы это на сухопарого человека, – до смерти бы на месте убил, и я-то две недели не разгибался! (Надевает полушубок).

Те же и МАТРЕНА.

Матрена.

В дорогу справляетесь?

Рогонок.

Да, тетушка, замешкались.

Матрена.

А вы откелева?

Рогонок.

По хозяйским делам…

Матрена.

Дальние?

Клеймо.

Нет, тутошние…

Матрена.

Погода завернула, неспособно вам ехать-то. Мятелица такая, что – и!..

Рогонок.

Доедем. Прощенья просим.

Матрена.

Дай Бог час, господа честные.

Клеймо.

Ужли, тетушка, мужиков-то у тебя нет, одна живешь?

Матрена.

Как, касатик, без мужиков – без мужиков нельзя. В город сам-то уехал, да вот что-то нет долго. (Клеймо и Рогонок переглядываются).

Рогонок (тихо).

Не здешняя ли лошадь-то?

Клеймо.

Прощай, тетушка.

Матрена.

Не посветить ли, голубчики?

Рогонок.

Нет, не требуется. (Быстро уходят).

МАТРЕНА, потом ДЕМЕНТИЙ, СТЕПКА и СЕРЕГА.

Матрена.

Нет, должно, ноне не приедет, заночует. (Зевает). Эх, грехи, грехи! Куда скучно в экую погоду-то.

Дементий (входя).

Вот я тебе, тетушка Матрена, ребят привел.

(Серега при входе в избу, быстро бросается на печь).

Матрена.

Ты бы ноги-то в сенцах околачивал. Ишь ты что снегу-то в избу наворотил. Некому тут за вами прибирать-то!

Дементий.

Мой что ли снег-то? На лопание я тебе его что ли принес… Ты погляди-ко, что на дворе-то: свету Божьего не видать. Потап Митрич не бывал еще?

Матрена.

Нету-тка. Сказывал, около вечерен приедет, а нет.

Дементий.

Не застрял бы в дороге-то. Ну, ребята, спать чтобы! А Серега-то где ж?

(Степка смеется).

Матрена.

На печи. На печь забился… Да не уйдешь, пес, не уйдешь!

Дементий.

Аль опять провинился?

Матрена.