На дальних мирах (сборник)
Шрифт:
— Можно мне позагорать? — спрашивает Нилла.
Как-то неуверенно спрашивает; он никогда не видел ее такой стеснительной.
— Давай,— отвечает Скейн.— Почему бы и нет?
Она снимает одежду. Под ней лишь крошечные трусики; тяжелые груди кажутся белыми и уязвимыми под жарким тропическим солнцем, маленькие соски бледно-розовые. Скейн опрыскивает ее защитным аэрозолем, и она растягивается на палубе. Los hermanos бросают на нее голодные взгляды и переговариваются низкими рокочущими голосами. Не по-испански. Может, на языке майя? Здешние туземцы так и не привыкли к тому, что туристы запросто обнажаются. Нилла, похоже,
Хуан и Франциско пронзительно вопят. Скейн следит взглядом за их указующими пальцами. Дельфины! Примерно дюжина, держатся впереди судна, высоко выпрыгивая из воды и уходя в нее обратно. Нилла испускает негромкий радостный крик и бросается к борту, чтобы лучше видеть, застенчиво прикрывая руками груди.
— Это необязательно,— бормочет Скейн, но она по-прежнему прикрывается руками.
— Какие красивые! — говорит она.
Себастьян подходит к ним.
— Amigos [19] ,— говорит он.— Мои друзья.
19
Друзья (исп.).
Дельфины наконец исчезают. Судно быстро мчится вперед, держась близко к прекрасному пустому берегу острова, заросшему пальмами. Позже они бросают якорь, Скейн с Ниллой плавают в масках, рассматривают коралловые сады. Когда они снова вылезают на палубу, уже почти полдень. Солнце жарит немилосердно.
— Обед? — спрашивает Франциско.— Вы не против хорошего обеда?
Нилла смеется. Больше она не прикрывается руками.
— Я ужасно проголодалась! — восклицает она.
— Сейчас будет вам хороший обед,— с улыбкой говорит Франциско, и они с Хуаном прыгают за борт.
Сквозь прозрачную воду ясно различим почти белый песок на дне. У братьев пистолеты, стреляющие дротиками. Они задерживают дыхание, рыщут по сторонам взглядами. До Скейна слишком поздно доходит, что они делают. Франциско вытаскивает из-под камня бьющегося омара. Хуан пронзает огромного бледного краба, находит трех моллюсков и бросает добычу на палубу. Франциско швыряет туда же своего омара, Хуан накалывает второго. Животные не мертвы; медленно высыхая, они кругами ползают по палубе. Скейн в смятении поворачивается к Себастьяну.
— Вели им прекратить. Мы не так уж голодны.
Себастьян, который готовит что-то вроде салата, улыбается и пожимает плечами. Франциско приносит еще одного краба, больше первого.
— Хватит,— говорит Скейн.— Basta! Basta. [20]
Хуан бросает на палубу еще трех моллюсков.
— Вы хорошо нам платите,— говорит он,— Мы не оставим вас без доброго ланча.
Скейн качает головой. Палуба превращается в бойню океанских жителей. Себастьян энергично раскалывает раковины моллюсков, вытаскивает мясо и бросает в большую чашу с желто-зеленым маринадом.
20
Хватит! (ит.)
— Basta! — кричит Скейн.
Так по-итальянски; но вот как по-испански? Los hermanos
— Нет,— говорит Скейн.— Послушайте, я не допущу этого. Черепахи почти вымерли. Вы меня понимаете? Muerto. Perdido. Desaparecido [21] . Я не ем черепах. Бросайте ее обратно. Бросайте ее обратно!
21
Вымершие. Редкие. Исчезающие (исп.).
Франциско улыбается, качает головой и ловко связывает плав-ники черепахи веревкой.
— Не для обеда, сеньор. Для нас. Mucho dinero [22] .
Скейн ничего не может поделать. Франциско и Себастьян начинают обрабатывать крабов и омаров. Хуан крошит перец в чашу, где маринуются моллюски. Палуба усеяна кусками мертвых животных.
— Ох, какая я голодная,— говорит Нилла.
Сейчас она полностью обнажена. Черепаха наблюдает всю сцену печальными глазами-бусинками. Скейн содрогается.
22
Большие деньги (исп.).
«Освенцим,— думает он.— Бухенвальд. Для животных Бухенвальд каждый день».
Фиолетовый песок, деревья с голубыми листьями. Недалеко под лимонным солнцем поблескивает оранжевое море.
— Уже не так далеко,— говорит человек с лицом-черепом.— Вы сможете. Шаг за шагом, шаг за шагом, вот так.
— Я выдохся,— говорит Скейн,— Эти холмы...
— Я вдвое старше вас и чувствую себя прекрасно.
— Вы в лучшей форме. Я много месяцев провел взаперти в космических кораблях.
— Это недалеко,— повторяет человек с лицом-черепом,— Около ста метров от берега.
Скейн с усилием тащится вперед. Жара страшная. Идти по расползающемуся песку трудно. Дважды он спотыкается о черные ползучие растения, чьи мясистые побеги образуют ковер на глубине нескольких сантиметров под поверхностью песка; петли этих растений торчат там и здесь. Он переживает короткую фугу, семисекундный прыжок в прошлое, надень в Иерусалим. Где-то в глубине сознания эта ситуация забавляет его: перемещение назад внутри перемещения вперед. Концентрические круги галлюцинаций. Вернувшись, он обнаруживает, что стоит и стряхивает песок с одежды. Через десять шагов человек с лицом-черепом останавливает его.
— Это здесь. Посмотрите вон туда, в яму.
Прямо перед собой Скейн видит на уровне земли воронкообразный кратер метров пяти в диаметре, сужающийся книзу примерно наполовину. Глубина — шесть-семь метров. Яма выглядит как серия концентрических кругов, сделанных с помощью усеченного конуса. Ее бока гладкие, жесткие, почти шлифованные; песок имеет коричневый оттенок. На плоском дне ямы мирно покоится что-то похожее на золотистую амебу размером с кота. На выступающей бугром спине выделяется ряд круглых голубовато-черных глаз. По краям тела — мягкое зеленоватое свечение.