На деревню дедушке
Шрифт:
— Простите, — воскликнул Траубе и в изумлении взглянул на Кряжимского, — как, вы сказали, ваша фамилия?!!
— Кряжимский. Сергей Иванович Кряжимский. Я с вами договорился созвониться и приехать вчера, но, к сожалению, приехать у меня не получилось. — Сергей Иванович совсем растерялся под пронзительным взглядом Траубе, а тот стоял и смотрел так, словно увидел перед собою что-то удивительное. Самого Энгра, например. Не меньше.
— Вчера случилась совершенно дикая история… — продолжал лепетать Сергей Иванович, но Траубе уже не слушал.
— То есть как это?! — вскричал он, отступая еще на шаг назад. — То есть как? Вы договаривались со мной? Приехать вчера?
— Ну да, я же вам звонил… — тихо пробормотал Сергей Иванович и замолчал, уже понимая, что происходит что-то не то.
— Вы не сумели приехать? Вы? Не сумели? — как сумасшедший повторял Траубе, и тут он сделал нечто совсем неожиданное.
Федор Аполлинарьевич подскочил к своему мольберту, поддел его ногой, мольберт упал.
Потом Федор Аполлинарьевич, сжав кулаки, поднял обе руки вверх и, повторяя словно заведенный: «Он! Не сумел! Приехать!», побежал в глубь сада.
Отбежав от нас на три или четыре шага, Федор Аполлинарьевич топнул ногой, и тут раздался первый взрыв.
Глава 6
Это была какая-то фантасмагория. Можно даже расценить всю описываемую мною историю как явно клиническую.
Все в этой истории с самого начала пошло как-то не так и наперекосяк, а тут еще и взрывы.
Взрывов было два. Сперва произошел один небольшой, справа от Федора Аполлинарьевича и совсем рядом со мною, так уж получилось: под яблоней что-то свистнуло, потом что-то щелкнуло, и горсть земли всплеснула вверх, вынося клубы черного дыма. Бумага и картон, лежащие здесь же, разлетелись в разные стороны.
— Это еще что за бомбежка! — вскричал Федор Аполлинарьевич. — Это Аркадий-кретин разложил здесь свои пиропатроны, чтоб ему ни дна ни покрышки! Там же у меня эскизы!
Он подбежал к яблоне, я тоже шагнула туда же.
Страшно мне не было, скорее всего было любопытно. Может быть, я и погорячилась, назвав то, что произошло, «взрывом», это был скорее как бы хлопок. Однако прозвучал он резко, неожиданно, и я, например, даже вздрогнула.
Маринка, как я слышала, взвизгнула у меня за спиной. Мужчины что-то забормотали.
Федор Аполлинарьевич наклонился к разбросанным эскизам, и я, оказавшаяся рядом, тоже нагнулась.
Протянув руку к первому картону, я заметила, что из-под разрытой взрывом земли выглядывают еще какие-то пакеты и от них отходит шнур куда-то к дому.
Есть на свете предвидение. Есть.
Заметив шнур, я больше не размышляла. Резко разогнувшись, я оттолкнула Федора Аполлинарьевича сильным ударом обеих рук.
Он, что-то крикнув, упал на землю, раскинув руки в стороны. Я отпрыгнула в сторону.
И вот сейчас-то прозвучал еще взрыв, причем на этот раз самый настоящий. Сразу же меня оглушило и заложило уши. Я изо всех сил зажмурилась, ожидая, что сейчас случится что-то еще более страшное.
Меня что-то ударило в спину, я упала, причем даже моя прошлая спортивная — чуть было не сказала «юность» — опытность не помогла.
Упала я неудачно. Рука, все еще болевшая после вчерашнего удара о стену, куда меня толкнул дурак-маньяк в кепке, снова заныла.
На меня посыпалась земля, может быть, и куски эскизов, не знаю, не рассматривала.
Время, кажется, остановилось. Последовательность событий я припоминаю плохо.
Я почувствовала, что меня поднимают с земли, а глаза открыть боялась.
Неожиданно я услыхала громкий визг на фоне возбужденных голосов. Звуки как бы разом прорвались и хлынули на меня.
Я открыла глаза. От яблони, под которой было заложено взрывное устройство, осталась только половина. Понятно, что нижняя. Верхняя валялась метрах в пяти от нас.
Сперва я увидела Маринку, стоящую все на том же месте, где она и стояла. Маринка визжала, зажав уши руками, топала ногами и была заляпана землей сверху донизу.
Вокруг меня суетились Ромка и Виктор.
Сергей Иванович помогал подняться с земли Федору Аполлинарьевичу.
Сам Траубе, перепачканный сажей, невесть откуда взявшейся, сидел на земле с открытым ртом и смотрел на меня совершенно стеклянными глазами. Старикан здорово обалдел, и я его понимала: сама была в таком же состоянии.
— Вы живы, Ольга Юрьевна? — суетливо спрашивал меня Ромка, заглядывая мне в глаза. — Вы живы?
— Уже нет, — ответила я, стараясь стряхнуть с себя налипшие листья и прочую гадость.
Я раскрыла сумочку и достала косметичку. Маринка продолжала визжать, хотя ее никто не трогал. Кряжимский поднял Траубе с земли, и тот, поводя руками из стороны в сторону, словно он репетировал, раскрыл рот и сказал первое слово. А затем и второе.
Лучше бы он этого не делал.
Траубе начал громко кричать всякие мужские грубости, словно он и не был великим художником, а всю жизнь проманитулился обыкновенным амбалом-грузчиком с овощной базы.
— Вызывайте милицию! — эту фразу он выкрикивал на литературном языке, но она давалась в полностью непотребном оформлении.
Я немного невежливо оттолкнула Ромку и подбежала к Федору Аполлинарьевичу.
— Зачем вы меня толкнули?! — заорал он, дико вращая глазами. — Я бы сейчас уже сидел в длинной белой рубашке на облачке, и всего этого хамства не было бы!.. А так у меня, кажется, нога сломана и копчик отбит!
Старикан даже в серьезные моменты жизни, как я заметила, продолжал поигрывать.
— Звоните в милицию! Это покушение! — продолжал кричать он. — Эти сволочи заметают следы! У них ничего не получится!