На днях или раньше
Шрифт:
Когда пришла Наташа, она сидела на краю ванны и, бессмысленно уставясь в полотенце для ног, сцарапывала с ногтей «королевский» лак.
— Ну! — страшным шепотом сказала Наташа и потянула на кофточке Нины затрещавшую молнию.
— Н-н-не смогу, — сказала, дрожа, Нина.
— Он сможет! Ну! Молчи!
Наташа втолкнула ее в темную комнату.
— Я уж засыпаю, — сказал он из темноты.
Одно билось в ней — представить, что это муж. Анатолий уже гладил ее холодное плечо. Она была как деревянная. Он приподнялся на локте, укрыл ее одеялом, скользнул по волосам и шее. Ее еще хватило на то, чтобы вытерпеть, как
Она слышала за собой, как шлепнули по полу его босые ноги, но уже закрыла дверь комнаты снаружи и прижалась к ней. В прихожей слышался запах дыма и близко стоял красный огонек сигареты. Нина схватила у Наташи этот огонек обожглась, сломала сигарету, обожглась еще раз. Наташа громко сказала через дверь:
— Подожди, мне плохо.
— А кому сейчас хорошо? — так же через дверь пошутил Анатолий.
— Знаешь, рыбка моя, — сказала Наташа через десять минут, когда Анатолий хлопнул в сердцах дверью и ушел, — так, как ты, с мужиками не поступают. — Она зажгла новую сигарету. — Я его, можно сказать, довела до кондиции, мужик вовсю цокал копытами…
— Не надо, — попросила Нина. — Я сама знаю, что я дрянь. Я сейчас готова за ним босиком по снегу бежать.
— Уж кто дрянь, так это я, — сказала Наташа. — г Чего это мы в ванной сидим? Давно не мылись?
В комнате горел свет. Наташа села за накрытый стол и, продолжая курить, звякнула рюмками.
— Как хорошо, и вино осталось. Пей, Нинка, пей да посмотри, как сейчас со мной будет истерика. — Она вытряхнула из сумочки элениум, раскусила две таблетки. Нина попросила и себе.
Зазвонил телефон. Наташа отвечала кому-то, взглядывая на Нину и хмурясь.
— Смотри сам, — говорила она. — Это твое личное дело. — И, торопливо отпив из рюмки, засмеялась: — Тебе повезло, я удобная женщина.
Дома Нина увидела записку — Сергея вызвали на работу. Его часто вызывали, и если Нина иногда сердилась, то сегодня была рада. Она хотела залезть под душ, но раздумала. Не хватило никаких сил поглядеть на себя в зеркало.
Она зябла под одним одеялом, укрылась сверху еще одеялом Сергея, все равно ноги были ледяные. Как она их ни кутала, не согревались. Лоб горел, язык стал шершавым. Нина с радостью говорила себе: так тебе и надо, дрянь, кошка драная. Она встала, взяла градусник, достала меховую зимнюю шапку Сергея, снова легла, засунула в шапку ноги. Они быстро согрелись. И Нина забыла о градуснике.
Дожидаясь сна, снова вспомнила вечер, огонек сигареты у двери комнаты, тепло одеяла на плечах, царапину от браслета именно на том месте, где когда-то больно вцепился Сергей. Она потянулась потрогать царапину, повернулась и услышала хруст — лопнул градусник.
6
— Ты зря осуждаешь ее, — говорила Наташа.
— Ничего себе зря. Курить начал, выпивать. А она временные затруднения записывает в преступление.
— Ну, мужикам лишь бы найти оправдание своим слабостям.
— Но это против природы — не хотеть ребенка.
— И что ты пристал! Да, может, ей не хочется. Давай я тебе рожу.
Сергей нашарил ногами шлепанцы, сходил за сигаретами. Почему-то ему захотелось поглядеть на себя в зеркало, но в комнате было темно.
— Тебя не бесит зависимость от потребностей организма? Меня бесит, — сказала она, когда он вернулся. — Потребность организма превращена в таинство. Какое таинство — девяносто девять процентов разводов от этого. Но ханжество у нас развито До такой степени, что об этом не говорят, а если говорят, то только в виде призывов говорить об этом. Смотри, все слова на разных языках, обозначающие любовь, переводятся как желание. Кама, Купидон, Эрос — все это о желании. Уйти от мира значит — уйти от желаний, тебе не противно, что я такая умная?
— Значит, так запрограммирована, — засмеялся Сергей.
— А что? Возвышение духа всегда за счет унижения плоти. Женщины сильнее зависят от природы. Боюсь я всегда женщин-активисток, значит, у них что-то ненормальное в семье…
— Ты выйдешь замуж? — неожиданно спросил Сергей.
— Бери.
— И возьму! — Сергей сжал ее и повторил: — Возьму!
— Интересно, надолго тебя хватит сжимать меня со страшной силой? — спросила Наташа. — Руками за шею не обовью, не жди.
Сергей все держал ее, и она стала вырываться.
— Отпусти, Сереж!
Он отпустил.
— Дрожат ручонки, дрожат твои драгоценные. Знаешь, зажги свечи, погаси свет.
Сергей зажег наполовину сгоревшие свечи. Когда они подложили себе изголовье повыше, на одеяло поставили красный поднос, а на него пепельницу и бокалы и налили их, Наташа подняла свой и, глядя сквозь молодое вино на горящую свечу, повернулась к Сергею. Тот повторил:
— Выходя.
— Нельзя портить твою блистательную карьеру.
— Какая там! — отмахнулся Сергей.
— Я бы вышла, — сказала Наташа, — бегом прибежала, если б не знала Нинку. А ты ее любишь и уйдешь к ней.
— Любил.
— Любишь.
— Она доведет до обратного.
— Хорошие у меня плечи, — сказала Наташа. — Похвали.
Сергей погладил Наташу свободной рукой. Она осторожно поставила бокал на поднос.
— Тебе надо быть двоеженцем. Ведь это же невозможно с женой — сигареты, вино, свечи горят, и никаких проблем… Нет, — сказала она через какое-то время, — не гожусь я в жены, я потребитель, мне много надо. Вот в чем сила жен — в том, что им надо меньше, чем любовницам. А сила любовников в том, что они дают больше мужей. Правда, временно.
— А по совместительству? — спросил Сергей.
— Тащи поднос, — засмеялась Наташа, — это только наш юрист Боря может все враз, так как ничего не может.
И совсем неожиданно сказала вдруг:
— Знаешь, у нас выступал парень, он изучал данные института реанимации. Все возвращаются с того света с неохотой. Почти все говорят о тоннеле, в конце которого свет.
Вечером этого дня Наташа пришла к ним, много хохотала, курила, снова ругала журнальные статьи на медицинские темы.
— Образец сексуального воспитания, прочтите — встречи мужа и жены желательны два раза в неделю, предпочтительно в одно и то же время. — Смеялась и отпивала глоток. — Но как же страсть? И как тогда жить мировой литературе? Где удары молнии, вспышки крови — и почему встречи только между мужем и женой? А куда деваться бедным одиночкам? Нина, куда мне деваться?