На горах (Книга 2, часть 3)
Шрифт:
Так думала Дуня, молча ходя с отцом Прохором по отдаленным, тенистым дорожкам садовых окраин. Ни словом, ни видом не выразила она сочувствия к речам его; мысль, что говорит с никонианином, соблазняла ее.
– Не искушайте, - тихо промолвила она.
– Не искушаю, - твердо, но с душевною грустью сказал отец Прохор.
– Вот что я еще вам скажу. Быть может, вы думаете: "С чего это вздумал меня поучать? Верно, ему хочется ввести меня в свою церковь. Выгодно, дескать, у этой девицы богатое наследство". Мы ведь все знаем, что в этом доме творится, молчим только из страха и опасения... так
Как много искусившийся в житейском опыте седовласый старец, говорю теперь вам, едва вступающей в жизнь, говорю из бескорыстной любви и сердечного соболезнованья. Перед вами ров погибельный; в исступленье чувств, в беспамятстве, в помрачении ума, легкомысленно, ни о чем не рассуждая, стремитесь вы к его обрыву. Все одно как человек вне ума, никем не гонимый, бежит к омуту... И вот я стою возле, и мимо меня бежит человек к верной гибели... Что ж мне? Спокойно глядеть, как он будет утопать? Нет, Авдотья Марковна, так нельзя... Так не повелел Христос, сын божий. Я кинусь в бездонный омут, ежели угодно господу, спасу того человека, если же не угодно, сам погибну с ним... И не взыдет тогда мне на ум - какой он веры. Будь он сын церкви, будь обрядовый разногласник, как все ваши, будь жид, татарин, даже хлыст, он все-таки человек, все-таки душа в нем от единого. Таким же образом и к вам обратился я и не умолчу, не загражду уст своих, одно стану твердить вам: молитесь, Авдотья Марковна, молитесь богу, да избавит он вас от сети ловчей. Как хотите молитесь, по-нашему ли, по-вашему ли, только не по-ихнему, не так, как беснуются они в своей сионской горнице.
Мерзки дела их пред господом. Там нет правды, где ее скрывают под спудом, охраняют клятвами, страхом и угрозами. "Светильник истины вжигают на свещнице, да светит всем" ( Матв., V-15. ).
В это время вдали показалась Марья Ивановна. Медленными, величавыми шагами шла она навстречу, то заглядывая в кусты, то поднимая взоры к вершинам деревьев, то останавливаясь у цветников, любуясь на роскошые цветы и упиваясь их благовонием.
Смутился отец Прохор, увидавши ее. Тихим голосом сказал он Дуне:
– Уж вы, пожалуйста, Авдотья Марковна, не открывайте, о чем мы говорили. Больше тридцати лет здесь живу, привык... а ежели восстановлю их против себя, мое положение будет самое горькое. Из любви к вам говорил я, из сожаленья, а не из чего другого. Богом прошу, не говорите ничего... А Денисова бойтесь... Пуще всего бойтесь... Это такой враг, каких немного бывает. Смотрите же, не погубите меня, старика, со всей семьей моей...
Он весь принизился, тревога и смущенье разлились по старому лицу.
– Будьте спокойны, - отвечала ему Дуня.
– А вот что скажите скорей, не случалось ли вам когда-нибудь, как вы давеча говорили, кинуться в воду и освободить человека из здешнего омута? Не случалось ли укрывать кого-нибудь из завлеченных и потом тайно выпроваживать их из Луповиц?
– Не потаю, - шепнул отец Прохор.
– Случалось. Закона исполнение в том вижу, обязанность свою...
– А если б я попросила у вас помощи?
– трепетным голосом промолвила Дуня.
– Только в укромное время придите... Всего лучше ночью, - низко наклонив к ней голову, прошептал отец Прохор.
–
– С отцом Прохором! Смотри, не пришлось бы мне отвечать перед Марком Данилычем, что ты, живучи у нас, познакомилась с православным священником, ласково она промолвила.
– Тятенька за это не взыщет, - сдержанно ответила Дуня.
– И сам он водит знакомство с великороссийскими, любит даже с ними беседовать.
Не отвечала Марья Ивановна. Обратясь к Дуне, сказала она:
– Пойдем, скоро чай подадут. Пойдемте, батюшка.
И пошли они в дом. А там стоном стоят голоса: шумят, спорят за картами, кто-то на расстроенных фортепианах разыгрывает давно забытую сонату. На обширной террасе слышатся веселые клики и радостный смех молодых людей.
А в богадельне и на пасеке ровно все вымерли.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Недели через полторы после Успенья, в обеденную пору, на двор Луповицких въехала обрызганная засохшею грязью дорожная карета. Из нее вышел молодой человек лет тридцати, высокого роста, с изможденным и мертвенно пожелтевшим лицом. Все бросились на крыльцо - и оба Луповицкие, и Варвара Петровна, и Варенька, и Марья Ивановна. В передней столпилась вхожая в сионскую горницу прислуга. Прибежала, откуда только у старухи прыть взялась, богаделенная Матренушка со своими подначальными, приплелся с клюкой весь медом и воском пропитанный, дряхлый пасечник Кирилла. Дуня смотрела из окна, своей комнаты.
Взглянула... "Силы небесные!.. Что это? Это не Егор Сергеич, не араратский посланник, это он, Петр Степаныч! Но где ж пылающие отвагой и весельем взоры? Где алый румянец полных ланит? Куда делись густые черные кудри? Болезнь его сокрушила или изъела тоска? Голос слабый, какой-то старческий, но вот-вот его привычные ухватки, приемы, самая походка! Во сне я или наяву", - думает Дуня. И болезненно заныло у ней сердце... А голос отца Прохора раздается в ушах: "Берегись его!.." Зазеленело в очах Дуни; не помня себя, едва дошла она до постели и ринулась на нее... Беспамятство ею овладело.
– Христос воскресе (Христос воскресе - обычное приветствие у хлыстов при встречах. Этими же словами всегда почти начинаются и письма их. ), Егорушка! Свет ты мой ненаглядный!
– с плачем и рыданьями обнимая и целуя племянника, голосила Варвара Петровна.
– Насилу-то дождались мы тебя! Со дня на день ожидали.
– Христос воскресе, братец мой милый, желанный! Наконец-то, обрадовал приездом своим. Здоров, ли, миленький? Не было ль какого горя?.. Ты очень изменился в лице!
– ласкаясь и ровно ласточка увиваясь вкруг него, с радостными слезами щебетала Варенька.
– Христос воскресе, золотой мой Егорушка!
– крепко обнимая Денисова, восклицала Марья Ивановна.
– Задержал ты меня здесь в Луповицах, давно пора домой, да вот тебя все дожидалась. Хоть денек хотелось пробыть с тобой... Бог знает сколько времени не видались мы... Да как же ты похудел, узнать тебя нельзя...
– Христос воскресе, племяш! Племянник, а также: свой, родной, родич, земляк. Уж мы ждали, ждали тебя, я уж было думал, что ты вовсе не приедешь, целуясь с гостем, радостно говорил Андрей Александрыч.