На горах (Книга 2, часть 4)
Шрифт:
Читает вслух Патап Максимыч русский перевод расписки.
"Тысяча восемьсот такого-то года, августа в двадцатый день, в Нижегородской ярманке, я, нижеподписавшийся оренбургский первой гильдии купец Махмет Бактемиров Субханкулов, получил от почетного гражданина и первой гильдии купца Марко Данилыча Смолокурова тысячу рублей серебром, с тем, что обязуюсь на будущей Нижегородской ярманке возвратить сии деньги ему самому или кому он прикажет, ежели я, Субханкулов, до тех пор не вывезу в Россию из хивинского плена находящегося там Мокея Данилова".
Все диву дались, а Дарья Сергевна, всплеснув руками и громко вскрикнувши, так и покатилась на стоявший возле диван.
* * *
На
Но самое Дарью Сергевну нимало не заботило, скоро или поздно увидит она Мокея Данилыча, она даже боялась встречи с бывшим женихом своим. "Что я ему?она думала.- Больше двадцати годов за упокой его поминала, больше двадцати годов не было об нем ни слуха ни духа... И забыл, чать, про меня совсем. А сам-от сердечный, сколько горя-то в полону натерпелся. Бьют, слышь, там наших-то, мучат. Чего-чего натерпелся он в эти годы. А дурища Матрена еще говорит давеча: "Были похороны, теперь свадьбу надо будет играть... Нашли невесту! Старая я, болящая - куда уж мне об венце помышлять: жених мой - гроб сосновый, давно меня он дожидается. А хочешь не хочешь, придется с Мокеем Данилычем встретиться! Боязно. Ведь ровно с того света выходец... Вот как бы Дунюшке дал бог скорей пристроиться за умного, за хорошего и за доброго человека. Поглядела бы я маленько на новое житье-бытье ее, да и пошла бы в скиты грехи свои замаливать да за других молиться".
Не любила она даже, когда иной раз о Мокее Данилыче при ней речь заведут. Сейчас замолчит и уйдет вон из комнаты.
Дуня поправлялась помаленьку. Она могла уж разговаривать с Патапом Максимычем об устройстве дел.
Чапурин со дня на день ждал шурина Никифора, чтобы скорей получил он от Дуни доверенность на продажу унженских лесов, баржей и низовых промыслов и ехал бы поспешней на Унжу. Насчет дел по городу разные люди являлись к Чапурину с предложеньями заняться устройством их, были в том числе и отставной стряпчий, и выгнанный из службы становой, и промотавшиеся дотла помещики, и прогоревшие купцы. А сын предводителя, узнав, что Дуне больше миллиона досталось, опять стал свататься, сам предводитель по этому делу приезжал "к мужлану", как звал его,- Патапу Максимычу. Стали разузнавать стороной мысли о замужестве богатой сироты и те кумушки, что прежде были засылаемы к Марку Данилычу сватать купчиков. Но всем от Патапа Максимыча один был ответ: "Авдотье Марковне ни приказывать, ни советовать я не могу, да и раненько бы еще ей о выходе замуж думать - у родителя в гробу ноги еще не обсохли..." И, ругая Чапурина, искатели смолокуровского миллиона в злой досаде расходились по своим местам. "И откуда они этого непутного заволжанина выкопали?- говорили они.- Ни слуху ни духу про него у нас никогда не бывало, вдруг ровно из земли вырос, как из ведьминой трубы вылетел, и ну чужим добром распоряжаться! Хорошо, видно, подмаслил городничего, не то бы давно ему в кутузке сидеть. Да и она-то дура неповитая! Зачем проходимца слушается".
До Патапа Максимыча такие толки не доходили. А и дошли бы, плюнул бы только, да и прочь от сплетников.
Сидели вечером за чаем Дуня, Дарья Сергевна, Аграфена Петровна, Патап Максимыч и Герасим Силыч, перед тем отправивший племянника в Сосновку. Зашла речь, как бы устроить
По совету Патапа Максимыча, Дуня стала просить Чубалова, чтоб оказал он ей милость, сжалился бы над ней, принял на себя дела в городе.
Герасим Силыч всячески отрицался, говоря то же, что говорил Чапурину: у него-де свои дела, и покинуть их даже на короткое время нельзя.
– Сказано было вам, Герасим Силыч, что в убытке не останетесь,- громко промолвил Патап Максимыч.- Скажите откровенно, сколько бы взяли вы в месяц с Авдотьи Марковны? Чубалов замолчал и низко склонил голову.
– Да говорите же, Герасим Силыч,- настаивал Чапурин.
– Не знаю, что и говорить,- едва слышно, помолчав, промолвил Чубалов.
– А то и говорите, что для вас не обидно будет,- сказал Патап Максимыч.
– Тут в том главное дело, что совсем должна стать моя торговлишка, и в разъезды за стариной ездить мне не удастся,- сказал Чубалов.- Конечно, Иванушку бы можно посылать, да все уж это не то, как я сам. Да он же в дальних отлучках без меня и не бывал никогда. Парень молодой, иной раз может и прошибиться.
– Ах ты, господи!
– повысивши голос, с нетерпеньем сказал Патап Максимыч.Этак мы, пожалуй, до смерти не столкуемся.
И, встав из-за стола, закинул руки за спину и широкими шагами стал ходить взад и вперед по комнате.
– Нет, так пива не сваришь!- сказал он.- Ты ближе к делу, а он про козу белу; ты ложки, а он тебе плошки.
И, остановившись перед старинщиком, положил ему руку на плечо и спросил:
– Скажите по совести, много ли в месяц барыша получаете?
– Месяц на месяц не придется, Патап Максимыч,- отвечал Чубалов.- В иной месяц, кроме расхода, нет ничего, а в другой и больно хорошо. К примеру взять: у Макарья в ярманке, на Сборной в Симбирске, в Ирбитской. Да еще когда на Вятку к тамошним домоседкам заедешь либо на Урал к казакам.
– Это так, это во всякой торговле бывает, какую ни возьми,- сказал Патап Максимыч.- А в год сколько барыша?
– И это мудрено сказать,- уклончиво ответил Герасим Силыч.- И год на год не приходит.
– Фу ты пропасть какая! Чуть не битый час толкуем, а все попусту. Толков много, только толку нет,- вскликнул, нахмурясь, Патап Максимыч.- Так рассуждать все одно что в решете воду таскать! Давно ль торг ведете?
– Больше пятнадцати годов,- отвечал Чубалов.
– Который из годов самый был прибыльной?
– Первые годы после моего странства были самые прибыльные,- сказал Герасим Силыч.- Потом истратился на семью, дом поставил, землю купил, племянников от рекрутчины свободил, от того капиталу и стало у меня много поменьше. А ведь по капиталу и барыш.
– Вот у нас дело-то как идет,- с досадой молвил Патап Максимыч, обращаясь к Дуне.- Ни из короба, ни в короб, в короб не лезет, из короба нейдет и короба не отдает. В первые-то года поскольку барышей получали?
– прибавил, обращаясь к Чубалову.
– Целковых тысячи по полторы, а были годы, что и по две получал,- отирая платком раскрасневшееся лицо, ответил Чубалов и опять понурил голову.
– Так вот какой разговор будет у нас,- сказал Патап Максимыч.- Авдотья Марковна даст вам не две, а две с половиной тысячи в год за хлопоты ваши и за распоряжения по здешнему хозяйству. И будете ли вы ее делами заниматься месяц ли, два ли, целый год, все равно получите сполна две тысячи с половиной целковых. Согласны?
Чубалов не ожидал этого. И на сто рублей в месяц не надеялся, а тут вдруг две с половиной тысячи. По стольку ни в один год он не получал. По-прежнему сидел, опустя голову и не зная, что отвечать.