На грани потопа
Шрифт:
— Не просто поблизости, — широко осклабился Гэллахер, — а прямо здесь, где я сейчас стою! Мы много лет пытались купить этот участок — из чисто сентиментальных побуждений, но прежние хозяева упорно отказывались продать. Только после их смерти нам удалось уговорить наследников расстаться с ним. Пришлось снести оказавшуюся спасительной для Кати старую летнюю хижину — она вконец обветшала, — а на ее месте построить дом, в котором мы и обосновались. Мы ведь как рассуждали: раз уж небо даровало нам в молодости спасение и второй шанс, будет справедливо и подобающе провести остаток дней там, где мы, можно сказать, родились заново.
— А вам никогда не приходило в голову, сэр, самому попытать счастья и заняться подъемом груза «Принцессы Ван Ду»? — не удержался
— Это вы верно подметили, мистер Питт, — рассмеялся старик. — Катенька обожает свои фарфоровые безделушки, может часами рассуждать о поэзии, философии, часто поминает каких-то русских гениев прошлого века, о которых я и не слыхивал — она ведь сама русская, из эмигрантов, — но в технике и мореплавании ни бум-бум, хотя всю жизнь прожила с моряком. А вам я вот что отвечу. Конечно, приходило. Я далеко не моралист, грехов на моей совести накопилось порядочно, случалось и убивать в свое время, когда выхода другого не было, да и разбогатеть хотелось, как любому нормальному человеку. А тут такой шанс: протяни руку — и ты миллионер.
— Скорее, миллиардер! — поправил Питт.
— Какая разница? — пожал плечами ирландец. — Коммунисты до сих пор правят Китаем. Они сразу потребовали бы вернуть им все ценности, мне же, в лучшем случае, пришлось бы довольствоваться гвоздями от ящиков, в которые они были упакованы.
— Но вы имели право оформить на себя заявку о находке, — возразил Питт, — и получить отступные с тех же китайцев. Даже ничтожный процент от стоимости груза сделал бы вас очень богатым человеком.
— Мы с Катей и об этом думали, — кивнул Гэллахер. — Но на поживу такого рода всегда слетаются стаи стервятников со всех сторон, так что китайцы, скорее всего, оказались бы даже не первыми в очереди. Стоит поднять со дна хоть одну антикварную вещицу, как к ней тут же потянутся загребущие лапы налоговиков и прочих бюрократов всех уровней, от городского до федерального. Мне пришлось бы отстаивать свои права в судах и проводить там больше времени, чем на работах по подъему сокровищ. А ненасытные адвокаты вытягивали бы из меня больше денег, чем удалось заработать.
— Возможно, вы правы, сэр, — не мог не признать Питт горькой справедливости слов ветерана.
— Да не «возможно», а прав на все сто! — презрительно фыркнул ирландец. — В молодости я сам грешил охотой за подводными кладами и пришел к неутешительному выводу, что это не окупается. Никогда. Как сделаешь перспективную находку, сразу приходится отбиваться не только от правительственных чиновников, но и от шакалов всякого рода, которые так и норовят добраться до трюма первыми и увести добычу прямо из-под носа. Порой и до перестрелок доходило, да вам, наверное, и самому немало таких случаев известно. Короче говоря, мистер Питт, понял я, что главное мое богатство, которого у меня не отнять ни пиратам, ни бюрократам, — это Катенька и дети. А что до «Принцессы», пускай себе лежит, где лежала. Рано или поздно найдутся порядочные люди, которые поднимут груз и обратят его на общее благо. А мне чужого не надо. Да и потом вы же сами сказали, что там национальное достояние, принадлежащее великому народу. И кто я такой, чтобы распоряжаться им по своему усмотрению? Я запретил себе думать и даже вспоминать о тех сокровищах и, как видите, не прогадал. Мы с Катей счастливы, у нас дружная семья, уже есть внуки, а там, глядишь, дождемся и правнуков... Нет, мистер Питт, я уверен, что поступил правильно!
— Немногие на вашем месте рассуждали бы подобным образом, сэр, — заметил Питт, с уважением глядя на состарившегося моряка, неожиданно проявившего столько здравого смысла и житейской логики ради сохранения семьи и душевного спокойствия и устоявшего перед почти непреодолимым соблазном в одночасье сделаться богачом.
— Доживешь до моих лет, сынок, — усмехнулся ирландец, — тогда и поймешь, что в жизни есть масса вещей, куда более важных, чем собственные океанские яхты и персональные «боинги».
— Знаете, мистер Гэллахер, — искренне признался Питт, — сегодня вы преподали мне весьма поучительный урок. А еще хочу сказать, что я вам по-хорошему завидую и полностью разделяю ваши взгляды.
В дом они вернулись вдвоем. Йен остался на кухне чистить рыбу, а Катя настояла, чтобы Дирк и Джулия дождались обеда. Она и переночевать предлагала, но Питт с сожалением отклонил приглашение хозяйки. Он хотел до темноты порыскать по Манитовоку, чтобы подобрать подходящее место для размещения штаб-квартиры экспедиции, которой предстояло разыскать «Принцессу Ван Ду» и заняться подъемом со дна озера содержимого ее трюмов. Да и с адмиралом не мешало бы связаться и порадовать старика хорошими новостями. За обедом Джулия и миссис Гэллахер оживленно щебетали на мандарине о чем-то своем, женском, а мужчины попивали домашний яблочный сидр и травили друг другу всякие морские байки.
— Что вы можете сказать о капитане Ханте? — поинтересовался Питт, когда трапеза уже подходила к концу.
— Моряк божьей милостью! — стукнул кулаком по столу слегка захмелевший ирландец. — Таких шкиперов больше нет. Он ведь и сейчас там, за штурвалом, — кивнул он в сторону озера. — Пошел на дно вместе со своим судном, хотя мог спастись. Я его звал, стучал в иллюминатор, но он даже головы не повернул. Говорят, в холодной пресной воде предметы сохраняются лучше, чем в соленой?
— Совершенно верно, — подтвердил Питт. — Не так давно со дна озера Мичиган подняли автомобиль, более семидесяти лет простоявший на палубе затонувшего парома. Можете мне не верить, но кожа на сиденьях даже не потрескалась, в баке плескался бензин, шины оказались надутыми, а движок — без пятнышка ржавчины. Когда машину подсушили и сменили аккумулятор, она завелась с полуоборота и своим ходом доехала до Детройта, где ее поместили в музей автомобильной славы.
— Значит, груз «Принцессы» тоже не должен сильно пострадать?
— Во всяком случае, бронзовые скульптуры и фарфор.
— Да-а, неплохо было бы глянуть хоть одним глазком на все эти сокровища, разбросанные по дну озера, — мечтательно вздохнул Гэллахер. — Только стар я уже, чтоб самому под воду нырять. Да и не вынесу я такого зрелища. Как вспомню мою «Принцессу», пополам разломившуюся, аж сердце кровью обливается!
— Уж лучше так, чем быть разрезанной на металл в Сингапуре, — попытался утешить расчувствовавшегося собеседника Питт. — Она боролась до конца и погибла достойно.
— Это правда, — согласился ирландец. — Служила старушка честно и безотказно, и не ее вина, что так получилось.
50
После обеда Питт и Джулия тепло распрощались с хозяевами и вернулись в Манитовок, где зарегистрировались в мотеле, взяв один номер на двоих. Пока Джулия распаковывала вещи, Питт позвонил Сэндекеру и подробно рассказал боссу о результатах встречи с четой Гэллахеров.
— Ты хочешь сказать, — не смог скрыть изумления адмирал, — что «Принцесса Ван Ду» полсотни лет проторчала буквально у него под носом, а старый ирландский пройдоха никому и словечком не обмолвился?!
— Мы недооценили эту парочку, сэр. Они не такие, как все. Они не одержимы, как Шэнь, неодолимой жаждой стяжательства. Им не нужны роскошные дворцы и двухсотфутовые яхты. Они любят жизнь, любят друг друга, любят своих детей и внуков, и этого им достаточно, чтобы оставаться счастливыми, довольствуясь скромным достатком. Понимаете, сэр, они сумели сохранить в себе главный стержень — ту незримую основу, что делает человека человеком. В наши дни это большая редкость, и тем приятнее мне было познакомиться с такими цельными и принципиальными людьми. Они ведь и мне открылись только потому, что поняли и поверили. Старики полвека ждали, когда объявится тот, кто обратит их тайну на общее благо. И за это их не осуждать, а благодарить надо!