На грани жизни и смерти
Шрифт:
— О, пардон! — воскликнул Бланше. — Павлюша без прима... балерина Гринина не пойдет за комиссар театр.
Дзержинский, пряча улыбку, серьезно сказал:
— К сожалению, там не только Грининой недостает, товарищи. Некоторые служители Мельпомены все силе не желают служить народу. Но время рассудит. Владимир Ильич и все мы, его соратники, убеждены в том, что искусство должно служить народу. И нам предстоит претворять это в жизнь.
— Простите, но, по-моему, тут какое-то недоразумение! — Павел в недоумении пожимал плечами.
— Наша революция породила немало таких... недоразумений, которые на поверку оказываются дальновидным
— Товарищ Холмский отсутствует, — ответил Пчелинцев.
— Ну тогда, с вашего разрешения, придется мне его заменить... для полного кворума... интернационала, — пошутил Дзержинский и, тут же посерьезнев, продолжал: — Товарищи, вы делаете большое дело, ваша работа не имеет цены. Народы мира хотят знать правду о нашей революции. Помните слова Маркса о том, что революция после окончательной победы даст всем хлеб и розы. У нас будет много хлеба. Будут и розы... под стать болгарским. А теперь прошу прощения, товарищи. Рад был познакомиться. А сейчас мне нужно переговорить с товарищем Пчелинцевым. Не возражаете, если я его уведу от вас?
Дзержинский и Пчелинцев вышли из комнаты.
Феликс Эдмундович Дзержинский давно присматривался к Пчелинцеву, и от него не укрылись сильный характер и незаурядные способности молодого журналиста. Дзержинский сразу же, без обиняков изложил цель своего прихода:
— Так вот, дорогой товарищ Пчелинцев, думаю, я не открою вам особого секрета, если скажу, что опытных разведчиков у нас раз, два, три и обчелся. Учимся по ходу действия, применительно к обстоятельствам, в ходе выполнения заданий. Нам очень нужны наши, красные разведчики, контрразведчики. Вот мы и приглядываемся, изучаем. Правда, для обстоятельной проверки времени просто-напросто нет. Нам надо действовать. Немедленно. Последние события свидетельствуют об этом. Владимир Ильич прав, когда говорит, что действовать следует быстро, смело, широко, умно. Враги, как внутренние, так и чужеземные, зададут нам немало, мягко выражаясь, головоломок. А если ставить вопрос со всей серьезностью, то схватка с опытной, коварной агентурой, щедро субсидируемой разведками зарубежных государств, не за горами, причем это будет борьба не на жизнь, а на смерть... Ну а теперь, товарищ Пчелинцев, пора перейти к сути. Я предлагаю вам на время оставить журналистику и заняться тем, о чем шла речь.
— Все это так неожиданно, Феликс Эдмундович, — признался Пчелинцев.
— Что поделаешь! Время, в которое мы живем, полно неожиданностей, — сказал Дзержинский. — Приходится перестраиваться на ходу. Жду вас с ответом в любое время дня и ночи.
ОПЕРАЦИЯ «НАДЕЖДА»
Христо Балеву дали аэроплан — старый, видавший виды «фарман». Болгарин чувствовал себя на седьмом небе. Опять в своей стихии. Он полетит на аэроплане в Одессу!
Несмотря на трудности в пути, до Одессы удалось пролететь благополучно. Когда показался берег Черного моря, сердце Балева радостно забилось. Город напомнил ему Варну. Захотелось направить свой старенький «фарман» через море дальше на юг, пока не возникнет под крылом Варна. Но сейчас он мог только воскликнуть: «Довиждане, Варна! Довиждане, Болгария!» До скорой встречи, родная, любимая, истерзанная земля! Русские братья совершили революцию, чтобы на такой же обездоленной, как и болгарская, земле построить новую жизнь. Нужна, ох как нужна такая же революция в Болгарии! Мы непременно последуем примеру русских братьев.
Балев не замечал, что разговаривает сам с собой. Всеми помыслами он был с родиной, с оставшимися там боевыми товарищами-подпольщиками.
Перелет закончился благополучно. В Одессе знали о прибытии Балева. Его встретили, заверили, что сделают все возможное для выполнения указаний, полученных из Смольного. В Одессе Балева ждал приятный сюрприз — встреча со старым знакомым — солдатом по имени Тигран. «Будем действовать вместе», — сказал Тигран, весело подмигнув.
Одесские товарищи спросили у Балева, есть ли у него в городе знакомые, друзья. Он ответил, что хотел бы встретиться со своими земляками, принимавшими участие в революции. Кроме того, Балеву хотелось одному побродить по Одессе, которая так напоминала ему Варну, и, конечно же, увидеть Анну Орестовну Гринину.
Одетый по-весеннему, Христо Балев медленно спускался по знаменитой одесской лестнице. Пчелинцев говорил, что Гринины остановились где-то в этом районе. Балев свернул на небольшую улицу, принялся всматриваться в номера домов. Кажется, здесь. Он вошел в маленький дворик. Появление гостя первыми заметили Леопольд и Кирилл. Оба с удивлением уставились на непрошеного визитера, потом Кирилл Васильевич с беспокойством спросил:
— Никак тот самый... болгарин?
— Он. Выследил-таки, — процедил сквозь зубы Леопольд.
— Что ему надобно?
Леопольд пожал плечами.
— Не знаю, не знаю...
Анна Орестовна встретила болгарского гостя на небольшой открытой террасе. Обрадовалась ему как старому знакомому.
— Просто не знаем, как и быть, — рассказывала она. — Профессора Невского в Одессе не оказалось. Говорят, в Париже есть какое-то светило... Да только туда...
— Не хотите? — быстро спросил Балев.
— Ради здоровья ребенка я готова ехать хоть на край света. Но... — Гринина оглянулась и продолжала шепотом: — Боюсь я нынче за границу.
— А раньше не боялись?
— Когда это «раньше»?
— Перед самой войной. Я вас видел в Париже.
— О, это было так давно!
— Мне кажется, что вчера...
Появились Кирилл Васильевич и Леопольд. Анна Орестовна сказала:
— У нас вот гость... из Питера.
Балев вежливо поклонился и добавил:
— И из Болгарии. Я здесь проездом.
После неловкой паузы Кирилл Васильевич поинтересовался:
— Проездом домой?
— До дома еще будет остановка, — уклончиво ответил Балев.
— И стрельба, разумеется? — не удержался Леопольд.
— Если надо, — спокойно произнес Балев.
— Поскольку вы красный, то, конечно же, будете стрелять в белых? — не унимался Леопольд.
— Так же, как белые стреляют в красных, — невозмутимо ответил Балев.
— Слышите, как все просто. Вот этот господин наводит револьвер, и... капитана Агапова как не бывало, — выразительно посмотрев на Гринину, сказал Леопольд. — Кузина горько оплакивает любимого кузена, а затем принимает у себя...