На грани

Лантан Юрий

Я раскрыл его и пролистал. Страницы были исписаны аккуратным почерком, который ближе к концу становился все более неразборчивым. Взгляд остановился на записи, украшенной виньетками:

«7 июля. Сегодня в 7:07 я загадаю желание на Семимостье. Будь что будет. Я загадаю его. Моего Антона…»

Руки, сжимавшие блокнот, онемели.

Меня словно окатило ледяной водой, и сердце пропустило удар. А билось ли оно вообще все это время?

В голове крутились вопросы и мысли, складывались фрагменты мозаики. Мой аскетичный быт, непрочитанные книги, отсутствие родных, странные предпочтения в еде и люди, которые меня не замечали, – все встало на места и наконец-то обрело смысл.

– Теперь ты знаешь. – Тихий голос Нины вырвал меня из оцепенения.

Повернув голову на подушке, Нина смотрела на меня тусклым взглядом. Ее губы и нос истончились, серая кожа напоминала пергаментную бумагу.

– Значит, меня не существует? – выдавил я. – Ты придумала меня?

Нина слабо улыбнулась, глаза ее затуманились.

– Прости, Антон. Я сама не верила, что такое возможно. Ты – плод моего воображения.

Я встал со стула, прошелся по палате, глянул в окно. Пациенты с родственниками прогуливались по больничному двору, отбрасывая на асфальт длинные тонкие тени; закатное солнце опускалось за крыши домов.

– Это не твое воображение, Нина, – с горечью обронил я. – Это твоя болезнь, а я – ее симптом. Галлюцинация.

– Я знаю. Но разве это что-то меняет?

Я обернулся. Нина смотрела на меня взволнованным взглядом, будто все силы, что еще теплились в ее хилом тельце, сосредоточились в двух гаснущих точках, сокрытых в провалах глазниц.

– Разве изменится моя любовь к тебе? – горячо зашептала Нина. – Разве ты перестанешь желать меня?

Ответ мы оба знали.

Я подошел к Нине, сел на кровать, сжал ее ладонь – сухую, холодную, тонкую.

– Что теперь будет? – хрипло спросил я.

Нина пожала плечами, не сводя с меня глаз.

– Меня ждет выбор. Врачи предложат операцию.

– Но это значит…

Я замолчал, и Нина продолжила

за меня:

– Это значит, что если операция будет успешной, то ты навсегда исчезнешь.

Я шумно сглотнул. Отвел взгляд. Моя рука задрожала, и я испугался, что волнение и страх передадутся Нине. Но она спокойно сказала:

– Я не хочу тебя терять, Антон.

– Но тогда ты умрешь! – Отчаяние надломило мой голос.

Улыбка скользнула по лицу Нину.

– Зато вместе с тобой.

Я опустил голову. С каждой секундой молчания вокруг нас сгущался воздух. За стеной в соседней палате кто-то тихо простонал. Из коридора донесся грохот колес по щербатому полу: санитар вез на каталке очередного пациента.

– Ты уже приняла решение? – я нарушил паузу.

Нина выдохнула – словно вжалась в постель, растворилась в одеяле и подушке.

– Антон, я сильно устала, – прошептала она.

Нина сомкнула веки, соскальзывая в сон, а вместе с ней в темноту провалился и я.

* * *

Утреннее солнце мерцало сквозь ветхий саван облаков, сырой ветер холодил кожу, и от затхлого запаха реки кружилась голова. Я снова оказался на старом мосту. Почувствовав на себе взгляд, я обернулся.

У противоположной ограды стояла Нина, ветер трепал ее волосы и летнее платье. Лицо, все еще осунувшееся и бледное, светилось изнутри тихим светом, будто исполненное надеждой и радостью при виде меня.

– Привет. – Нина улыбнулась и махнула мне рукой. – И давно ты здесь стоишь?

Я пожал плечами и расплылся в улыбке, безумно счастливый вновь видеть Нину.

– Не знаю, – ответил я. – Просто жду тебя.

– Я вернулась. Выписалась из больницы.

Нина подошла ближе и взяла мою ладонь. Приблизила лицо – круги под глазами, сухие губы, дрожащий подбородок.

– Ты сделала выбор? – зачем-то спросил я, хотя ответ был ясен.

Нина меня поцеловала. Обнимая ее, я не хотел думать о том, сколько времени нам отведено на тонкой грани бытия. В голове звенела одна простая мысль: последние дни я проведу вместе с Ниной.