На ху-ху
Шрифт:
Прожили они три с половиной года, два из которых юная жена совершенно извела благоверного постоянными обвинениями в неумении жить. «Вон тебе полгода за лекции не платят, а у Кавнюка теперь собственная фирма по борьбе с тараканами», — говорила она. Как-то, обозлясь, Павел Александрович выпалил: «Ну и отправляйся к своему Кавнюку!» Ольга расценила, что совет здравый, и сошлась с аспирантом, ставшим генеральным директором ЗАО «Интердихлофос». Ныне ездит на джипе «Чероки» и возводит в Подмосковье 3-этажную дачу с бассейном. А к фамилии Кавнюк притерпелась.
— Мама,
Октябрина Савельевна не поверила:
— Не обманывай меня, Павлик. Ты смотрел на него совершенно не так, как на сувенир. Я заметила. У тебя в глазах был зловещий блеск.
— Перестань, пожалуйста. Ну, кого я могу убить, если б кольт оказался не из пластмассы? Никого, кроме мухи ху-ху. Да и ту пожалел бы, чтобы провести с ней опыт по мутации.
Покачав головой, родительница сказала:
— Тот, кто мухи не обидит, при стечении обстоятельств делается маньяком. А игрушечный пистолет иногда стреляет, как настоящий.
Вздрогнув, Колонтеев воскликнул:
— Что ты говоришь?!
Но она уже повернулась и вышла из комнаты.
Павел Александрович, проводив ее взглядом, вдруг подумал со сладким ужасом: «А действительно, почему бы не разделаться кое с кем, если без последствий?» Он прилег на диван и, задрав ноги на его спинку, начал фантазировать. Нет, конечно, Ольгу убивать ему горько. Может, Кавнюка? Неплохая мысль. Или лучше кого-нибудь помасштабнее? Например, Чубайса? Или же Гайдара. Ведь они виноваты в том, что НИИ закрылся. Впрочем, не они, а Ельцин. Или Горбачев. Развалили Союз, всё перекорежили… Но стрелять в Горбачева или Ельцина не хотелось уже совсем. Стало быть, Кавнюк? Подстеречь у дома и, когда он будет садиться в «Мерседес», между глаз всадить пулю. Да, заманчиво… Но, наверное, как у каждого порядочного нового русского, у теперешнего мужа Ольги — с двух сторон охрана? Два громилы? Изобьют в ответ или даже пристрелят. Неохота из-за Кавнюка расставаться с жизнью…
Не придя ни к какому выводу, Колонтеев уснул. Верно говорила его экс-жена: вялый, безынициативный, тряпка и тюфяк.
Так ничем и не кончилась бы эта петрушка, если бы однажды продавец гелиевых ручек не столкнулся на улице со своим однокашником Славкой Зобовым. Тот увидел Павла Александровича из окна «BMW» и как закричит:
— Пашка, блин, ты ли это, падла?
— Славка, ты, засранец?
— Ну, а кто же! — гордо согласился старый друг.
Влез из машины, и они обнялись.
— Сколько лет, сколько зим! — радовался Зобов. — Думаешь, забыл, как давал мне списывать контрольные? Благодарен тебе по гроб жизни. И вообще школьные деньки были радостные — вспоминать приятно. Нашу встречу надо отметить. Ты свободен?
— Совершенно. Только у меня со средствами туговато.
— Э-э, нашел о чем думать! Я угощаю! На хорошего человека тратить не жалко.
Колонтеев влез к нему в «BMW», и они рванули в ресторан казино «Смарагд». Зобова здесь приняли как родного, и неистовый свет уважения заодно пролился и на
— Слав, а кто ты теперь? Бизнесмен?
Однокашник ответил загадочно:
— Вроде этого. Индивидуальное частное предприятие. По уборке города.
— Дворник, что ли?
— Не совсем, но схоже.
Сели, сделали заказ и со смаком дернули коньяку. Колонтеев налегал на корейку, осетрину и черную икру, вкус которой почти забыл с перестроечных времен. А потом были шашлыки и еще много-много выпивки. Окосевший ученый жаловался на жизнь, на изменщицу-Ольгу и на пассажиров метро, плохо покупающих гелиевые ручки.
— Нет, я понимаю: объективные законы развития общества, и Советская власть была обречена. Но обидно до чертиков! Потому что капитализм — он не мой. Здесь же надо превратиться в хищника — драться, кусаться, если надо — шагать по трупам. У меня не выходит. Подарили заговоренный револьвер, а и то сделать трупом никого не могу.
Зобов оживился:
— Это как — заговоренный?
Павел Александрович вразумил. Однокашник навалился грудью на край стола, выпучил глаза и проговорил с жаром:
— Слышь, продай мне его. Падлой буду, пять кусков заплачу.
— Пять кусков чего? — спьяну недопонял приятель.
— Баксов, чего ж еще! Пять тыщ зелени!
Колонтеев сразу протрезвел и ответил:
— Издеваешься? За такую ценность — пять тысяч? Меньше, чем за пятьдесят не отдам.
— Но тебе ж его подарили!
— Ну и что?
Славка разозлился:
— Сволочь, жмот. А еще заливал, что не хищник. Самый настоящий волчара и есть.
— А зачем тебе револьвер? — проявил любопытство продавец ручек.
— По работе надо!
— Разве кольтами чистят город?
— Ну, а то! Убираем кой-кого помаленьку.
Выпив рюмку, Колонтеев осведомился:
— Ты, выходит, киллер?
— Тс-с, чего орешь! — помолчав, Зобов сообщил: — Понимаешь, заказали мне одного… И не знаю, как подступиться. А с твоим «Смит и Вессеном» будет проще.
Павел Александрович тяжело вздохнул:
— Ладно, так и быть. Потому как — друзья. Только для тебя — тридцать тысяч.
— Двадцать пять.
— По рукам!
И они, заказа веще коньяку, спрыснули отличную сделку.
На другое утро однокашник появился в квартире Колонтеевых с пластиковым пакетом «Adidas», из которого вытряхнул сверток в белой бумаге. Развернув его, Павел Александрович увидал 100-долларовые купюры, перетянутые резиночкой.
— Двести пятьдесят, как договорились. Пересчитывать будешь?
— Я тебе доверяю, — и достал револьвер.
Славка изучил его аккуратно, профессионально, ничего подозрительно не нашел, но, прощаясь, заметил:
— Если не сработает, падла, замочу.
— Заливаешь? — улыбнулся ученый пришибленно.
— Блин буду — замочу! — и недобро хлопнул за собой дверью.
Колонтеев понял, что убьет обязательно.
Мама всунула голову в комнату и спросила:
— Павлик, это уж не Зобов ли был?
— Да, он самый. — И недлинно осветил ситуацию.
Октябрина Савельевна села: