На хуторе (рассказы)
Шрифт:
Простецкий, некрашеный обеденный стол радужно засиял красочными этикетками, никелем и пластмассой.
– Аппарат предназначен...
– привычно тараторил наш коробейник.
– В магазинах его цена двести рублей, наша фирма в честь юбилея предлагает...
Гость улыбкой сиял, словами сыпал, убеждая. Но в какой-то момент, по нашему равнодушию, он, видимо, начал понимать тщету надежд своих, стал гаснуть.
И в самом деле, не нужны были в этом дворе ни ножи, ни терки, ни прочее. У хозяев - своя машина, в город часто наведываются.
– Мое дите...
– пожалела его сердобольная Валентина.
– Ты откуда взялось? По такой жаре. Садись в тенек. Молочка тебе кисленького или холодного кваску? А может, чего похлебаешь?
Молодой человек послушно уселся, квасу попросил, но выпил немного, на вопрос ответив:
– Нас привезли. В ту деревню, а меня в эту...
– И завел было прежнюю пластинку: - Наша фирма в честь юбилея...
Но хозяйка его остановила:
– Фирма твоя... Мучают детей по такой жаре. Кто у тебя чего возьмет? Тут одни старики. Ни у кого и денег-то нет.
Хутор и вправду глухой, доживающий. Колхоза нет и работы - никакой. Лишь пенсии, рубли да копейки на хлеб. Кому тут нужны ножи золингеновские. Галди не галди, хоть разбейся, не всучишь.
Молодой человек квасу выпил, и сразу его пот прошиб. Побегай по такой жаре да в такой амуниции. Лицо его, волосы были припудрены пылью. Белая меловая пыль покрывала рубашку, серея на вороте; брюки припорошены, черные башмаки и вовсе.
Но рассиживаться он не стал. Поднявшись, собирал и складывал в сумку свои товары.
– Погоди!
– остановила его хозяйка, поднимая глаза на мужа.
– Давай хоть какую-нибудь турунду купим.
– Зачем тебе?
– Дите в такую даль мучалось, по жаре... Начальство ругать будет, что не продал. А чего тут продашь, кому? Ты у кого уже был?
– Крайние три дома прошел, но там...
– Старый Шахман, Шура... Из них покупальщики. Лишь ноги бил... Не сепети...
– попыталась она остудить нетерпение молодого торговца.
– Может, рыбки покушаешь? Целый день на ногах...
– Нет, нет!
– отказался гость.
– Надо обязательно все дома обойти. Обязательно должен продать. Нас специально...
Он уже был готов к дальнейшему бегу, к движенью по дремавшему в летнем зное хутору, где его вовсе не ждали. Разве что дворовые собаки?
– Погоди...
– снова остановила хозяйка с приговором.
– Мучают детей. Погоди... Чего ноги зря бить. Давай подумакаем. К куме Шуре либо зайти? посоветовалась она с мужем.
– Они двух овечек продали. К Володе? А к Зарецким не надо. Они еще кобеля спустят. Может... Мучают детей в такую даль... да в такую жару... Казня... Как тебе ловчей подсказать...
– Пойди да отведи, - подначил ее насмешливый супруг.
– Взаправди!
– не поняв шутки, на ноги поднялась хозяйка.
– Он и к куме не пройдет, там Роза ощенилась, злющая, на всех кидается.
Хозяин открыл было рот, чтобы жену урезонить, но лишь рукой махнул. Разве убедишь?..
И вот они подались. Жаркий полдень. Слепит глаза белая меловая дорога. В пухлой горячей пыли тонет нога. Обомлевший от зноя хутор. Немолодая женщина в белом платке. Отекшие ноги, ход неторопкий. С ней рядом - юноша с картинки или с неба упавший: белая рубашечка, галстук, черные брюки, аккуратный пробор на голове. "Наша фирма в честь юбилея..."
Они уходят. Мы остаемся в тени, у стола. Даже здесь жарко. Знойный полдень. Безветрие. На небе - ни облачка.
НА УСАДЬБЕ
Великое дело - телефон, тем более - один на хуторе. Новости сбирать не надо, они сами собой идут. Прибредет старый человек, детям в станицу позвонит, пожалуется на здоровье, на квочку, которая никак на гнездо не усядется, хоть ты ее гвоздями прибей. Другие договариваются с райцентровским магазином, чтобы свинью ли, бычка забить и сдать целиком, тушею. Это - жизнь. Порой примчится раскуделенная Верка Рахманиха:
– Больница! Строчно приезжайте! Строчно!
В сельской больнице люди мудрые, болезнь рахмановских мужиков для них не секрет. Тем более, что единственная больничная машинешка на все четыре колеса хромает. Берегут ее для дела, больничная округа - пятьдесят верст.
– Вы клятву Гиппократа давали!
– вскипает Верка.
– Вы свято должны ее исполнять!
Что значит восемь классов закончила, всякие слова знает. Но доктора здешние и не то слышали. Пошумит Верка, брякнет телефонной трубкой и - ходу.
Приятель мой, хозяин двора и телефона, недовольно бурчит, осматривая аппарат: "А он, между прочим, не колхозный, колотить его. Пузырек от Коли Бахчевника вам поможет, а не "скорая", - ставит он безошибочный диагноз и, глянув через забор, добавляет: - Туда она и намылилась, к Коле. Сразу бы надо, без этих... Гиппократов. И аппарат целее".
Но самых впечатляющих спектаклей возле телефона нынче, видимо, не дождемся. На дворе - июнь, а Городские носа не кажут. Видно, нажились, нарыбачились, воздухом хуторским надышались. Самого Городского вроде бы от должности отставили. Кончились казенные машины да шофера. А своим транспортом сюда добираться далеко и накладно. Видимо, и спектакли закончились. Молочного производства на хуторе не будет, не получит город и экологически чистых овощей.
Но обо всем по порядку, не забегая.
Дом и двор, где я по летнему времени порою гощу, от просторного поместья Филюковых отделяет лишь скотий прогон да пустошь, на которой стояла когда-то хуторская почта. Филюковское поместье пустует который уже год. Хозяев нет: Праскуня умерла; Иван сразу же перебрался к сыну, в райцентр, где недолго прожил. Но усадьбу он успел продать случайному городскому человеку, помешанному на рыбалке. Места тут - рыбацкий рай: малая речка, Голубинская старица, Дон, озера.